К счастью, Мэриан слишком любила сахарные трости и ассоциировала их только с самым хорошим, поэтому ей даже в голову не пришло – что же они могут ей напоминать кроме их же самих, и с чем могут ассоциироваться, если не со сладостями и не с зимними праздниками.

Пока она копалась в шкафу и искала что-то красно-бело-зелёное под цвет Рождества, чтобы не выглядеть уныло в своей розовой пижаме, она уже сто раз успела дать самой себе обещание не думать о Джексоне Эллингтоне, глазах и чём-то ещё ужасном.

Обещание обратилось в крах, когда она заговорила с родителями.

– Привет, с наступающим всех! – радостно воскликнула она, только ступая с лестницы на ровный пол.

– Привет! – слышится писклявый голос Мишель из соседней комнаты. – Тебя тоже с наступающим, Мэри.

Мэриан передёргивает от того, как назвала её сестра, но виду не подаёт. Она поворачивает с холла в зал.

– Угу, но тебе ни к чему быть такой радостной, – осадил Мэриан Серж. – Я вчера выложил за тебя кучу денег судье, и выложу ещё, потому что вчера было только пятьдесят процентов, остальные пятьдесят я отдам ему в случае нашего успеха. Будем надеяться, что он не грёбаный обманщик. Иначе ещё и меня могут привлечь к ответственности за то, что я даю взятки.

– Да, я понимаю, папа, – тотчас грустнеет Мэриан.

Серж стоит на стремянке и развешивает светящиеся гирлянды где-то в области галтелей, совсем близко к потолку.

– Ты должна быть благодарна мне за то, что я не пускаю всё на самотёк, что я меняю деньги на твою свободу, Мэриан, – продолжает он. – Если бы мы не были так богаты, тебе пришлось бы хуже. И то, теперь всё зависит от недобросовестности судьи. Если он не предан своей работе, то всё должно пройти отлично. И даже хороший адвокат миссис Эллингтон скорее всего не поможет, если судья купится на большие баблишки.

– Он прав, – слышит Мэриан мамин голос из кухни.

– Пап, может, мы хотя бы сегодня не будем говорить об этом? – неловко предлагает Мэриан, задрав голову к потолку.

От этой фразы он роняет конец гирлянды из рук, но тут же ловит его.

– Суд через день, а ты хочешь, чтобы мы не говорили об этом, – холодно произносит Серж. – Когда суд пройдёт и люди успокоятся, тогда и перестанем говорить об этом. Возможно. Но сейчас, Мэриан, ты такую глупость сморозила. Мы прекрасно знаем, что судить тебя будут не за то, что ты нарвала цветов с чужой клумбы, так о чём речь? Как ты на суде будешь присутствовать, если ты сейчас-то говорить об этом не хочешь, а потом что изменится? Я тебя спрашиваю, что изменится? – рявкает он, не поворачивая головы к Мэриан, продолжая вешать гирлянду.

– Сейчас Рождество, – тихо говорит его дочь, уже жалея, что спустилась на первый этаж. Оставалась бы на втором, никого бы она не трогала, и её бы никто не трогал. Потом бы поужинала со всеми и спать легла. Весёленькое такое Рождество бы получилось.

– А потом что? Тоже Рождество? – хмыкает Серж.

– А потом не будет Рождества, – пожимает плечами она, изо всех сил подбирая слова, чтобы снова родители не начинали эту тираду. Дожили, уже ребёнок боится что-то сказать.

– А как ты на суде будешь сидеть? Марджери говорила, что тебя обзывают в школе как раз на эту тему.

– Не знаю, как-нибудь посижу… помолчу…

– Посидишь, помолчишь, ага. Тебя там спрашивать будут обо всём, а ты «помолчать» собираешься. Не помолчишь ты там никак, Мэриан.

– Хорошо, я буду отвечать на вопросы, – согласилась она, потому что поняла, что если ты не хочешь, чтобы тебя ругали, нужно со всем соглашаться и хотя бы выглядеть послушным примерным ребёнком, даже если ты им не являешься. Это трудно. И у Мэриан это никогда не получалось, а если и получалось, то её хватало от силы на один разговор. Максимум. Продолжительное время она не могла вести себя идеально. – А насчёт школы, так это, там не просто обзывают, там издеваются. Всей школой.