– Посмей только тронуть меня, грязный, вонючий боров! О! Как сильно ты пожалеешь! Ты даже представить не можешь, какая кара тебя ожидает! Род, к которому я принадлежу, и те, кто стоит за мной, от тебя мокрого места не оставят.

Он только усмехался в ответ. Было видно, что он совершенно мне не поверил и совсем не боится.

Но тут из угла, в который пытались загнать Анну, раздался душераздирающий крик. Аня огромными вилами, которыми поддевали сено, проткнула одного насильника насквозь. Безумие сверкало в ее глазах, мне казалось, она не совсем понимает, что происходит, животный страх сменился ожесточением. Она наклонилась, перехватывая вилы, попыталась поднять на них бьющегося в конвульсиях мужика, чтобы бросить его в того, который в страхе отползал на карачках и истошно кричал, призывая на помощь.

Она отвлекла на себя всё внимание. Я, воспользовавшись моментом, схватила ржавую подкову, что валялась неподалеку, и со всего маху врезала жирному в висок. Раздался неприятный треск, и из уха брызнула струя крови, которая разом залила всю рубаху. Мужик охнул и начал оседать на землю.

Оглядевшись, я увидела, что остались только двое: молодой отполз от Ани, сидел, облокотившись о стену, и тихо завывал, не в силах двинуться. Второй, с ужасом наблюдая за случившимся, спешно выводил моих лошадей. Я зло посмотрела на него.

– Отойди! Даже думать не смей подходить ко мне. Ты поплатишься так же, как они!

Он замотал головой:

– Ну что вы, что вы, у меня и в мыслях не было плохо вам делать, я даже хотел вступиться за вас…

Аня грозным басом прогромыхала:

– Ага! Вступиться он хотел?! Вот я щас тебя теми же вилами! Отправлю на тот свет вместе с твоими непотребными, мерзкими приятелями…

Громогласные ругательства вылетали из ее рта.

– Аня, мигом бери коней, выводи и запрягай! Скорей поехали отсюда, пока они не очухались да на помощь не позвали!

Мы быстро выбежали, сами запрягли лошадей, спешно завершили все приготовления, прыгнули в коляску и отправились дальше.

Следующие полдня лошадьми правила я, а Аня сидела позади. Ее била крупная дрожь, в лице не было ни кровинки. Я понимала, что она тяжело переживает произошедшее. Вдруг богатырша заплакала:

– Говорила я, барышня, надо было дома оставаться. Что же это деется, людей жизни лишили-и-и-ииии… – выла она.

Я обернулась и строго спросила:

– Ты кого, Аня, оплакиваешь?! Кого жизни лишили?! Ты за насильников и убийц переживаешь?! Ты о них сокрушаешься, их жалеешь?! А нас не жалеешь? Что бы с нами сталось, если бы мы не оборонялись? Об этом ты подумала?! Жизнь она отняла! Подумаешь! Цена той жизни какая? Да может, они только возрадовались, что лишились этой скотской жизни, может, мы услугу им оказали…

Я осеклась, подумав: «Наверное, трактирщица сообщит властям, и, возможно, нас будут искать. Хорошо бы сменить коляску… Больше не стоит нигде останавливаться, даже притормаживать возле постоялых дворов опасно. Весть об убийстве двух мужиков парой сумасшедших барышень разнесется быстро, тогда нам точно не поздоровится».

Всё это меня пугало и в то же время давало ощущение какой-то дикой, но очень яркой жизни, которую я проживаю. Я никогда ранее не испытывала таких чувств, как в последние полтора суток.

Мы ехали по главной дороге, когда я вдруг обрадованно вспомнила:

– Анька, где твоя карта? Похоже, пора сворачивать, – мы остановились у развилки, и я хотела убедиться, куда двигаться дальше.

Изучив внимательно карту и мысленно поблагодарив папеньку, который обучил меня топографии, я убедилась, что именно здесь можно свернуть на окольную дорогу, а значит, избежать дальнейших неприятностей.