– Вы хотите что-то сказать?

Она фыркнула и, ехидно улыбаясь, произнесла:

– Кушайте, ку-ушайте, барышни. Белого хлеба нетути, дак может вам че-е-рного принести?

Она как-то странно растягивала слова и говорила так громко, что ее было прекрасно слышно всем. Даже громко смеявшиеся до этого мужики притихли. Я почувствовала какой-то подвох и быстро сказала:

– Спасибо большое, более ничего не нужно. Мы уже сыты, ни молока, ни хлеба не приносите. Мы откушали щей, нам всё понравилось, сколько мы должны заплатить?

Она назвала незначительную сумму. Я положила на стол серебряный рубль. Она жадно раскрыла глаза.

– Ох, как много, у меня сдачи не будет…

– Ничего не нужно.

Мы торопливо прошествовали к выходу. Там стоял такой же толстый, как женщина, мужик. «Видимо, ее муж», – подумала я. От него крепко пахло потом, на грязной засаленной холщовой рубахе проступали мокрые пятна. Подавив приступ тошноты и брезгливость, я всё же обратилась к нему.

– Пусть запрягут наших лошадей, мы немедленно трогаемся. Велите подать экипаж.

Мужик ответил, зло блеснув маленькими глазками-буравчиками, которые были едва видны из-за заплывших жиром щек:

– Да они у вас бешеные какие-то, в упряжь не даются и кусаются, бестии. Вы уж ступайте на конюшню да сами запрягайте своих стервецов.

Я не стала ему перечить, лишь нервно дернула плечами. Я уже решилась идти, но Аня остановила меня, схватив за руку, и зашептала:

– Не надобно вам туда, барышня. Ох, чует моё сердце, что-то дурное он замышляет, не верю я ему, боязно мне.

– Анька, ты что, сдурела? Там же Бертран, это он, видно, тяпнул кого-то. Не дай Бог, они что-то с ним сделают. Надо немедленно идти. – Я резко повернулась и, обращаясь к мужику, в нетерпении спросила: – Ну, и где ваши треклятые конюшни? Как туда попасть?

Он махнул рукой направо, указывая на стоящие чуть в отдалении строения:

– Идите, эвон, первые два пройдете, третье и будет конюшня.

Не мешкая ни минуты, я направилась куда сказано, намереваясь как можно быстрее покинуть это неприятное место. Анюта покорно засеменила следом. Подойдя ближе, я услышала ржание лошадей и поняла, что иду правильно. Попав вглубь конюшен, я крутила головой, отыскивая своих лошадей, но их там не было: в стойлах стояли одни битюги. И только в самом дальнем углу я наконец увидела Бертрана и Яшу. Около них беспокойно бегал тот юноша, который встретил нас. Я отметила, что на них сбруя, всё на месте. Не понимая, зачем нас сюда зазвали, хотела уже разразиться гневной тирадой: «Вот шельмецы, могли бы их и вывести да поставить перед экипажем, а дальше мы бы и сами справились». В ту же секунду меня обуяли сомнения: «Что-то тут нечисто, не было бы беды».

Как только я об этом подумала, сзади раздалось сопение, мерзкий запах пота ударил мне в нос. Я обернулась и поняла, что самые страшные мои опасения подтверждаются. Анюта, растерянно оглядываясь, пятилась к стене, ее обступали три мужика. Двое были из той компании, которая сидела за столом, а третий – парень, забравший наших лошадей. Ко мне приближался толстый хозяин. Сделав шаг назад, я поняла, что попала в западню, зажата в узком деннике. Сощурив свои свинячьи глазки, мужик хохотнул и противным слащавым голосом проблеял:

– Ну что, девочка, попалась? Сейчас дяденька тебя накажет. Как это ты путешествуешь одна, такая маленькая, такой хрупкий цветочек. Впредь будешь знать, как вдвоем с подружайкой уезжать так далеко от дома. Ты думаешь, дорога для глупых девчонок? Я тебе покажу-у-у-у! Проучу тебя хорошенечко, раз батька уму-разуму не научил.

Я резко вздернула голову, стараясь не показать, как испугалась, и прекрасно понимая, что меня ожидает. Обернувшись к Ане, я увидела, с какой злобой и остервенением она глядит на обидчиков, и это придало мне сил. Я бросила в лицо своему противнику: