Иногда, в такие сливающиеся дни к ней приходили подруги. Разделяя еë однообразные недели. Внешне подруги были совсем другими, но, как и она, несли свои истории, которые можно было прочесть в незначительных жестах. Все они были одиноки. Но ни одна не считала, что может быть хоть чем-то похожа на другую. Они разговаривали, слушали, иногда улыбались; мягко, отвлеченно и неспешно, будто боясь тронуть что-то важное, невидимое. Между ними была тонкая нить, не озвученная и почти незаметная, словно то, что связывало, не позволяло приблизиться слишком близко. Никто не решался дернуть, чтобы расплести свой клубок, видя в нём лишь чужой узор.

Подруги приходили к ней в гости, а не она к ним; они все жили в разных концах района, и их пути сходились посередине, у Аси дома. Они работали вместе, напротив её дома, и им было проще заглянуть к ней. Так уж сложилось. Если бы не работа, навещать Асю было бы неудобно: до её дома добираться нужно либо с пересадками, либо долго идти пешком. Собственно, и на работу они добирались также, с теми же пересадками. Поэтому заглянуть к Асе после, было проще, чем приехать просто так. Всё складывалось удобно, если не вдаваться в подробности.

Помимо Асиной хандры они иногда встречались и на выставках, и в театрах, собираясь в тот же самый кружок, что и на кухне.

– …И каково моё было удивление, когда напротив моего дома открыли детский клуб. Бог или кто бы то ни было всегда присматривал за мной. Вот, буквально, ночью тогда, лежу, думаю, деньги заканчиваются, не хорошо на мамину пенсию жить. Портреты не заказывались в этот период, и дочь… она хоть самостоятельная, но, всё же. И вот лежу, думаю, как я могла бы пригодиться, что я могу дать миру, кроме картин. Конечно, знаю, на ночь глядя никогда не бывает хороших мыслей. Но не думать не получалось до самого рассвета. Я всё же уснула, но потом настроение весь день было несносное, уже ближе к вечеру, выхожу на улицу в этот самый день, в магазин; решаю пройтись по аллее за домом, а на той стороне дороги, на углу дома – дверь на распашку. Сколько живу, никогда это помещение и не было использовано. Моë удивление только подкреплялось. Оттуда выходит мужчина в синем комбинезоне, чуть дальше, чем надо и разворачивается со стремянной. Уверенно залезает, как сейчас вижу, в замедленной съёмке. Шаг в шаг со мной и примеряет табличку сверху двери: "клуб детского творчества "Родник"". Забывая, свернуть вниз на аллею, я иду прямо к двери. Хочу спросить у него, можно ли зайти, но он не замечает меня, и я вхожу.

Пыль и сырость затхлого помещения смешались в темноте узкого коридора. Одна дверь справа, закрытая, ещё одна, напротив и поворот налево к свету. Это моё первое впечатление, запасной выход, который стал входом. Ты тоже им всегда пользуешься? Твой кабинет был за сценой, там же ещё один вход? Ах, да, ты же сидишь теперь в моей комнате. Вспомнила, по средам? Странно, как жизнь собрала маленьких женщин, я считаю нормальным такой рост, но всё же это интересно. Директор наш ещё миниатюрнее нас, – отступает Ася, будто собирая пазл, – Я тогда почти ничего не сказала. Не подготовилась, не знала, зачем пришла. Просто спросила у женщины за столом: что здесь будет? Сказала, что я художник. А она, разбирая бумаги, ответила: приходите в понедельник с трудовой, обсудим расписание. И всё. Я вышла буквально через пару минут и у меня уже была работа.

– Бывает же такое, – улыбаясь и кивая отвечает ей подруга.

Они отхлебывают чай, и продолжают разговор.

– Я тоже пришла на авось, но поговорив, Елена Сергеевна предложила вести кружок "Мягкая игрушка", я и согласилась, на то что и вязание туда можно будет включить. Повезло нам.