Женя отметил несколько важных деталей: периодическое постукивание пальцами по столу в определенном ритме, привычку теребить прядь волос при разговоре с клиентами, едва заметное напряжение в плечах при необходимости отвечать на телефонные звонки. Все эти признаки говорили о её постоянном внутреннем напряжении и попытках его контролировать.

Мика, наблюдая за подопечной Жени, обратила внимание на контраст между механистичностью рабочих действий и теми редкими моментами, когда Вика погружалась в рисование – тогда её движения становились более плавными, естественными, словно она на короткое время возвращалась к себе «настоящей».

К концу наблюдений стало очевидно, что офисная работа служит для Вики своеобразным якорем в реальности, но одновременно является источником постоянного стресса, который очень на неё влиял.

В обеденный перерыв она уединилась в столовой, где привычно расположилась за дальним столиком в одиночестве. Женя и Мика, устроившись на свободных стульях в углу столовой, наблюдали за тем, как Вика пила кофе, обхватив кружку обеими ладонями, как будто пытаясь согреться, и подводили итоги своих наблюдений.

– Мне интересно, а другие вообще знают, как её, например, зовут? – спросила Мика

– Зовут? Мне показалось, что даже о её существовании мало кто знает. Если она не выйдет на работу, никто даже и не заметит.

– Так же как и я не заметила, чтоб с ней, например, кто-то говорил. Не слишком информативная поездка.

Унылое однообразие офисной рутины и предсказуемость рабочего процесса привели их к единодушному решению отказаться от дальнейшего наблюдения за второй половиной рабочего дня, которая, очевидно, была зеркальным отражением первой.

Пёс, несмотря на свой, судя по всему, довольно почтенный возраст, вылетел из вагона «пулей», когда Женя открыл дверь.

– Пора, похоже, привыкать к собачьему распорядку.

– Хотя бы зимой, – продолжила его мысль Мика.

Друзья расположились в купе. Женя задумчиво курил, наблюдая за монотонной вокзальной жизнью, а Мика что-то увлечённо «выцарапывала» в своём блокноте. Ей, в отличие от него скучно не было.

– Слушай, – начал Женя, – Можно вопрос?

– Конечно, задавай, тем более ты уже начал – не отвлекаясь, ответила Мика.

– Мы тысячу раз сами себе задавали вопросы по поводу нашего существования, текущего существования. Но никогда не обсуждали это с тобой. Как вообще это происходит, почему, и какой вообще в этом смысл?

Мика, помолчав какое-то время, с видимым неудовольствием отложила блокнот в сторону.

– И что, ты действительно думаешь, что я вот так возьму, да и отвечу на него?

– Нет, конечно. Просто захотелось это обсудить с тобой. У тебя ведь наверняка есть какие-то мысли по этому поводу?

– Мысли? Мысли всегда есть. Меня больше интересует, почему кто-то из нас довольно быстро «уходит на покой», а кто-то тянет лямку по сто лет.

– Ну, тут, скорее всего, как раз я смогу тебе ответить. Попробую, хотя бы – ответил Женя

– Да неужели? – с саркастическим удивлением посмотрела на него Мика и отложила блокнот, явно заинтересовавшись продолжением беседы.

– Я тут подумал…

– Это уже похвально!

– Ладно тебе… Я подумал, что, может быть мы и не хотим этого по-настоящему? Не знаю… Или пока не готовы, поэтому нам и «подсовывают» заведомо проигрышные варианты? Вот возьмём Арвина. Он ведь весьма доволен происходящим. Вискарик под рукой, ничего никому не должен, можно, пусть и чужими руками, заниматься творчеством. Ни разу не слышал, чтобы он жаловался. И вообще… А где и кем, например, решается, что мы можем взять с собой после смерти. Почему мы где-то можем контактировать с физическим миром, а где-то нет? Ну, понятно же, что это как-то регулируется! И собака эта… Неужели какой-то сбой в системе?