Переходим к фактам. Мой клиент/патрон/работодатель, Шахов Михаил Андреевич, урожденный Мордухай Шехтер, сын Аронов, работает в скромном облупленном четырехэтажном доме (до революции это была рабочая общага) в Третьем Большевистском переулке. Дом стоит в тупике, дорога к нему изгибается змеей через дворик такой узкий, что личный шофер товарища Шахова не может подогнать его черную «Волгу» к парадному, так что ему приходится пользоваться черным ходом. Товарищ Шахов не возражает. Товарищ Шахов вырос в те времена, теперь почти былинные, когда возможность ускользнуть за пять минут до прихода людей в форме могла сберечь тебе жизнь.

Несмотря на скромную внешность и никогда не красившийся фасад, чей цвет не описуем ни одним членом Союза Художников, дом в тупике хорошо известен деловому люду Москвы. Это «Городской трест кулинарного обслуживания», которым заведует его директор Епифан Епифанович Епифанов. Никто никогда не видит товарища Епифанова, который занят партийной работой, и, кто знает, тот уверен, что товарища Епифанова уже ждет кресло Министра по кулинарной работе. Но конкретной деятельностью Горкулинартреста заправляет товарищ Шахов. Именно он решает, получит ли ресторан приличную баранину с тбилисской базы и осетрину первой свежести из Астрахани, или придется ему удовлетвориться костями и ржавой селедкой или вообще гнилой картошкой.

Кабинет товарища Шахова находится на четвертом этаже, и просто так туда не войдешь. Его два секретаря, Ленина Патрикеевна и Сталина Алтыбаевна, бдительно исполняют свои функции. Обе пришли в Трест после ничем не примечательной карьеры в органах, одна из КГБ, другая из ГРУ (что объясняет их яростную конкуренцию, которая забивает кока-колу и пепси, форда и шевроле). У каждой секретный фиолетовый пояс по самбо, но особенно назойливые посетители могут натолкнуться на нечто более серьезное. Например, Ленина предпочитает печь пирожки с лобстером из Мейна и швейцарским Груером, которые ей привозят старые друзья оттуда. В то время как Сталина начиняет свою выпечку икрой из Астрахани и омулем с Байкала. Я всегда подозревал, что в один прекрасный день все кончится дуэлью из-за того, чьи пирожки предпочитает их патрон. Впрочем, товарищ Шахов поощряет такого рода конкуренцию.

Товарищ Шахов восседает за письменным столом размером с Якутскую АССР, покрытым тайгой зеленых папок и редчайшим телефоном ВЭФ с аж тремя линиями, которые наводили шорох у посетителей. В Америке я был поражен (ненадолго), увидев телефон с пятью линиями на столе в замухрышной конторе. Впрочем, еще больший шорох наводил простой черный аппарат без наборного диска. Посетители могли лишь догадываться, с кем соединяла Шахова эта линия.

Первое, что видишь в колобкообразном (по маслянистости и форме) лице товарища Шахова, с мешками под глазами, которые нисходят по жирным желтоватым щекам, – это усталость. Затем безнадежность. Затем презрение к посетителю. Даже первокурсник с Пироговки, даже шаман средней квалификации увидят, что у товарища Шахова вагон болячек, одна серьезней другой. Вдобавок к болячкам он, как я сказал, смертельно устал. Он устал от денег, которые он получает весь день. В этом заключается его работа – собирать ясак от директоров ресторанов.

Не поймите меня превратно. Шахов любил деньги. Но в его положении… это все равно что отбывать пожизненный срок в камере-одиночке с Мэрилин Монро. Наступает момент, когда тебе вспоминается та самая бухая буфетчица с золотым зубом на вокзале в Курске. Но даже если любовь ушла, завяли розы, то уважение к деньгам осталось. К тому же, что важно, деньги счет любят. Просто обожают. И если в пачке не хватало рубля, или червонца, или сотенной, Шахов просекал это с ходу. Ему хватало одного взгляда на толстенную стопку банкнот, чтобы сказать: «Не хватает».