Мы спустились по лестнице, мы зашли за угол, мы в метрах от двери с надписью «Ladies», откуда выпархивает крупная мулатка: последний испытывающий взгляд в зеркальце, вежливая улыбочка, ослепительные белые зубы, будем надеяться, что она меня не запомнит. Все, исчезла за поворотом, мы одни – я толкаю дверь, я затаскиваю Анечку вовнутрь и толкаю ее к стене, и мои губы пробегают по ее горящей щеке… ожог.
И обжигаю ее ушко дыханием.
Моя левая рука скользит по ее спине мягко, но настойчиво – тепло – теплее – задержись на шее – тормози, слишком далеко зашел – в этом вся фишка, не заходить далеко…
Стоп.
Правая рука на верхнем бедре – тепло – тормози, мать твою!
Стоп.
На бумаге это звучит, как первый день в школе комбайнеров.
Но на самом деле все наоборот, ее маленькие твердые грудки упираются мне в грудь, искры летят, прикрой глаза, надвинь шлем, но нет, тут и там сварочные дуги приваривают нас друг к другу, и сердца наши бьются, как отбойные молотки.
Я закрываю глаза и вдыхаю ее волосы – слишком сильные духи, ничего страшного, я куплю ей что-нибудь нежнее Гермес Жан Пату whatever.
– I’ll take care of you, – шепчу я, полностью ошарашенный тем, что не могу от нее оторваться вопреки всем правилам безопасности, не можем же мы столько стоять в женском туалете, лишь бы на русский не сбиться. – Я для тебя сделаю все. Позвони мне…
Я креплю клейкую этикетку с номером телефона внутри ее колготок. Порвутся, новые купим.
NINE
– Я бы не квалифицировал происшедшее как насилие, Джош.
Лицо JC перекошено, глаза как тарелки, дышит тяжело, как рыба. Может, таблетки какие дать?
– Тебе вообще сейчас нужно скрыться, исчезнуть, с глаз моих долой, ненормальный русский секс-маньяк! Как тебя с твоей мафией пустили в страну… Он бы не квалифицировал! Полиции будешь рассказывать, когда она подаст на тебя в суд.
– Да никуда она не подаст. Это только в твоей Плющихе это насилие. Во всем остальном мире это считается «оказать знаки внимания».
– В полиции будешь свои дикарские обычаи описывать.
– Ладно, позвони своим дружкам и скажи, чтобы они стерли все упоминания Льюиса Кауфмана.
– Уже стерли. Что ты думал.
– Ну и чего ты расстраиваешься? По мне, так это фифти-фифти. Или она позвонит, или нет.
– Речь идет об обвинениях.
– Не выдумывай. И вообще, хватит ходить туда-сюда. Тоже мне Ленин в камере. – Я выдерживаю паузу. – Давай поговорим о вещах более интересных. А) Она позвонила. Если меня нет дома, то звонок поступит в телефонную службу, так что ей придется оставить свой номер, но она этого НЕ сделает, так что она позвонит снова – или не позвонит. Мы не продумали этот вариант как следует.
– Контакт не был предусмотрен! Ты якобы читаешь мысли, фрик русский! Тебе не полагается насиловать секретарш!
– Ну вот, опять расшумелся. Короче, если она позвонит, то мой друг JC мало-мало помогать, так? Подготовить место встречи…
– Ты совсем ненормальный. Я тебя знать не желаю, чертов русский лунатик. Иди трахай Эдит.
– Пройдет много лет, JC, и ты скажешь себе: «У меня был шанс завербовать советского дипломата – неважно, что она в самом низу табеля о рангах» – и ты почувствуешь себя самым тупым црушником в истории.
Я выдерживаю паузу и пожимаю плечами.
– ОК, как знаешь, но по крайней мере помоги мне советом: кому мне лучше предложить ее, Моссаду или МИ-6? Ты думаешь, они станут разбираться, как я добился ее благосклонности? Я могу добавить твою фамилию под рубрикой «Автор выражает признательность…»
– Дешевый сарказм тебе не поможет, – устало пробормотал JC. – Ты имеешь какое-нибудь представление о том, сколько опыта и знаний требуется для того, чтобы завербовать иностранца? Удвой цифру для советского и утрой для дипломата.