После этих слов он вышел в гневе, оставив только своего священника, который отвёл братьев в свою комнату. Им подали обед только в два или три часа после полудня. Барон, судья Адмиралтейства, обедал с ними. За обедом он сообщил, что Гарго был очень неправ, рассердив графа, который мог их разорить, и что нужно искать какой-то компромисс. Николас Гарго ему ответил, что не желает ничего лучше, чем быть с графом в хороших отношениях, но тот даёт им такую же возможность, как в басне Эзопа волк по отношению к овце, который собирался её съесть и потому навязал ссору. В заключение барон ему сказал, что припоминает, будто Гарго взял себе что-то из сундуков испанского офицера, в которых было двенадцать или четырнадцать тысяч экю, а должен был полностью передать в руки графа, и он из них для него сохранил бы половину. «Дело в том, – ответил Гарго, – что если бы господин граф приказал принести их в его дом, не устраивая мне немецкую ссору, я бы это сделал совершенно добровольно при свете дня: поскольку я не растратил и не расхитил этих денег, и я хочу, чтобы все мои действия были ясными и чистыми.»

Прошло три или четыре дня с тех пор, как братья стали пленниками в комнате капитана его гвардии, которого звали Бельман. Их не отпускали ни на корабль, ни даже в Ля-Рошель, где они теперь находились. Они предлагали принести сундуки, только бы это происходило среди бела дня, но граф не хотел, чтобы были свидетели его несправедливости, и хотел сделать это ночью. И поскольку они не могли решиться и согласиться на это, он удвоил давление и угрозы, и дал им понять, что разоружит их корабль и разорит их самих, и что убьёт их и сожжёт на медленном огне. Наконец стало ясно, что всё сопротивление было бесполезно, нужно было уступить насилию, каким бы грубым и несправедливым оно ни было. Так, капитан и лейтенант гвардии графа, человек по имени Сен-Тома, так же как его слуга (он теперь находится в Гавр-де-Грас), судья барон, все с огнестрельным оружием, выпустили Николаса Гарго через заднюю дверь, которую открывали очень редко, отвели его к нему и забрали два сундука, потом его возвратили в жилище графа через ту же дверь. Граф отпустил Жана Гарго спать к себе после трёх дней заключения при условии, что он завтра принесёт деньги, что было сделано ночью в чемоданах, которые несли швейцарцы.

В следующий понедельник в Ля-Рошель пришла новость, что господа принцы де Конде, Конти, Лонгвиль были арестованы по приказу короля. В полночь граф отправил пажа туда, где удерживали капитана Гарго, чтобы привести в его комнату. Когда Гарго оказался перед ним, граф изменил тон и говорил с ним, как с человеком, которого хочет привлечь на свою сторону, засвидетельствовал, что был огорчён, поверив во многие вещи, которые ему говорили о Николасе, но узнав правду, хочет немедленно его освободить и сообщает, что они разделят добычу пополам: жемчуг, серебро, золотые цепи; и что он ему заплатит свои долги. Но как только Жамб-де-буа выйдет в море, он должен во всём соблюдать интересы графа и вместо одного корабля приводить два. Гарго поблагодарил его за добрую волю, но сказал ему, что сможет выйти в море только после визита ко двору, чтобы там пожаловаться на несправедливое постановление, которым захваченные им в море товары передали торговцам. В остальном он связывает свой долг с интересами графа, потому что считает их неразделимыми от интересов короля. Его намерением было ехать наутро в Бруаж и воспрепятствовать выдаче отправленных денег, но поскольку граф не соглашался, капитан принял решение ехать в Париж жаловаться на несправедливости, которые граф ему причинил.