Заключив мир с бордосцами, Гарго оставался на реке Бордо в большой нужде и попросил шевалье де ля Ланд, который там командовал, как старший капитан в отсутствие графа, отпустить его с кораблём к Ля-Рошели, куда его призывали дела. Несмотря на то, что его просьба была абсолютно справедлива, он с трудом добился этого разрешения, потому что граф дал секретный приказ его не отпускать. Проходя Блэ, Гарго высадился, чтобы приветствовать маршала дю Плесси Прален, который рассказал ему кое-что об этом деле и сообщил, что рассчитывает увидеть его при дворе раньше шести недель, чтобы жаловаться на графа дю Доньон.

Как только Жамб-де-буа прибыл в Ля-Рошель, то направился со своими бумагами в Ратушу, обычное место пребывания графа, чтобы посчитать с морским комиссаром Трубером военные расходы, и отдал ему все бумаги, которых с тех пор не видел. Граф узнал о его прибытии и послал за ним и его братом, пригласил их обоих в свою комнату и туда же позвал торговцев из Руана и Сен-Мало. Эти торговцы официально попросили у него отдать им два корабля, следуя постановлению Совета, которое ещё не было подписано двумя братьями. Это было сделано, и граф тотчас распорядился о передаче кораблей торговцам, не обращая никакого внимания на противодействие Николаса Гарго, который не преминул указать, что все основания для этого постановления являются ложными, дал понять опасные последствия, которые такой поступок повлечёт для королевской службы, и настаивал на том, что граф должен был, по крайней мере, сначала дать ему пятнадцать дней на поездку в Париж, чтобы рассказать королеве и кардиналу об этой несправедливости. Всё было напрасно, граф не желал с ним соглашаться, все его доводы и просьбы он даже не рассматривал за цену в пятьдесят тысяч франков, которыми его поманили торговцы, в ущерб справедливости и своему партнёру.

Всё это происходило в комнате графа, в присутствии сьёра Миран, судьи адмиралтейства Ля-Рошели, барона, торговцев Руана и Сен-Мало, дворянина господина кардинала по имени Шам-Реньо, который внезапно умер через несколько дней, не без подозрения в отравлении.

Когда все эти люди вышли из комнаты, в ней остались только Миран, барон и братья Гарго, граф, который до этого момента казался хладнокровным, начал приходить в ярость, богохульствуя в ужасной манере, заявил Николасу Гарго, что он его обманул, и безоаровый камень оказался подделкой. Гарго прекрасно понял по этой выходке, что граф хочет заполучить всю прибыль для себя и потому вызвал его на ссору. Тогда он раскаялся, хотя слишком поздно, что стал партнёром льва, и ещё больше – что сам пришёл к нему в когти, чтобы потерять остатки своей удачи. Всё же Гарго ответил максимально вежливо, что ничего не понимает в безоаровых камнях и отдал графу больший из найденных в сундуках испанцев, думая, что он наиболее ценный, и хранит другой, чтобы передать его королеве-регентше, чьей доброте он обязан своим благополучием. Граф ему ответил свысока, что королева не может лучше заботиться о его благополучии, чем он сам, да и как посмел дворянин проводить параллель между собой и матерью своего короля, регентшей королевства?

Гарго терпеливо воспринял несправедливость, которую граф нанёс его интересам, и его дурное обращение, но не мог вытерпеть нечестивое сравнение, которое задевало её величество королеву. Он ему ответил искренне: «Месье, я был бы самым неблагодарным из всех людей, если бы не благодарил всеми силами милости, полученные от королевы, которая дала мне пенсию в две тысячи ливров, чтобы утешить меня за рану, искалечившую меня во время осады Мотт; она дала мне морскую службу, очень выгодные поручения, чтобы составить мою удачу, относительно которой, месье, я вижу, что вы не имеете намерений оспаривать?» «Ах так, – сказал граф, – раз вы делаете вид, что я не делал вам добра и причинил много зла, то я объявляю, что вы не выйдете отсюда, вы и ваш брат, пока не дадите мне отчёт обо всём, что вы делали в море.» «Очень охотно, – ответил Гарго, – я передал мои бумаги в руки вашего секретаря Трубера, который объяснит, что я ничего вам не должен, зато вы мне много должны за вооружение и за мои расходы на реке Бордо, причём эта последняя статья достигает двух тысяч ливров.» «Это не то, что я хотел сказать! Поверьте, что вы не выйдете отсюда так же легко, как вошли сюда.»