Он ложится, вновь начинает бредить.
Он: Ты можешь это себе представить, Ангел? Она сейчас по пути в Италию с цирком. Я прогнал ее, накричал. Но она не обиделась, я уверен. Я знаю, что она меня любит.
Она вновь бросается к потухшему костру, хватает огниво, в полголоса читает молитву «Padre nostro».
Он: О, посмотри, какие зеленые там луга. Да… Это – Италия. Ты был там? Конечно, ведь ты же Ангел. И я был там. Это точно Италия. Я ее ни с какой другой страной не перепутаю.
Она останавливается, колеблется какое-то время. Потом решительно лезет за пазуху, достает сверток, извлекает из него бенгальскую свечу. Зажигает. Свеча начинает искриться. Она мгновение любуется ей, потом быстро подносит к хворосту.
Она: И правда, очень красивые искры. Только от этих искр мало толку!
Он снова начинает биться в кашле.
Она: Да что же мне делать-то?!
Достает следующую свечу, снова пытается разжечь костер и опять терпит неудачу. Он садится, смотрит на нее, потом закрывает лицо руками и начинает бесшумно рыдать. Она бросается к нему. Он вытягивает вперед руку, останавливая ее.
Он: Ты не должен прикасаться ко мне, не оскверняй свой лучезарный лик моими струпьями, Ангел. Я ведь ей солгал!
Она: Молчи, молчи…
Она достает свечу, зажигает, подносит к его рукам.
Он: Тепло…
Она закутывает его, вновь поит похлебкой.
Он: Ты правда, здесь? Ты не уехала? А где же цирк?
Она: Я не уехала. Я с тобой.
Он: Это неправильно. Ты должна была уехать. Может, еще не поздно, если ты поспешишь…
Ложится. Она ложится рядом, чтобы его согреть.
Она: Не говори ничего…
Лежат, потом он неожиданно вскакивает.
Он: Как я мог солгать ей! Ведь она мне так верила, а я не сказал ей, Ангел!
Она: О чем ты?
Он: Ты сам все знаешь.
Она: Ты должен рассказать сам.
Он: В ту ночь на нас напали. Свои же. Это был отряд инквизиции. Мы начали сражаться почти голыми руками, все горело, по полю метались лошади без всадников. Меня сразу оглушили, и когда я очнулся…
Она: Что?
Он: Я поступил как трус, я сбежал!
Она: Тише, не говори так.
Он: Подожди, это ещё не всё. Утром в лугах я увидел ту служанку, что вынесла мне хлеб. Она тоже там пряталась. Я побежал за ней, догнал, повалил, и овладел ею без всяких угрызений совести. Я ждал, что раздастся гром, меня поразит молния, но небо оставалось чистым, светило солнце, словно ничего и не случилось ни сейчас, ни ночью.
Она: Это война. Женщина на войне – трофей.
Он: Нет, это другое! Не за чем было больше воевать! Орден пал, братья пали! Потому что нас предали, король и церковь, а небо осталось таким же ясным!
Она: Бог все видит и долготерпит до времени.
Он: Ты в этом уверен, Ангел? Почему же я до сих пор жив? Я тоже должен был умереть в тот день вместе с братьями, а я до сих пор дышу и греюсь под солнцем! Почему? Не могу себя за это простить!
Она: Я тебя прощаю.
Он: Ты? Нет, ты не можешь!
Она: Я могу.
Он: Как можно меня простить?
Она: Я могу. Потому что я Ангел. И я люблю тебя. А теперь ложись, отдыхай.
Он покорно ложится.
Он: Мне холодно.
Она достает оставшиеся свечи, смотрит на них, потом поджигает. Это наконец позволяет ей разжечь костер. Она обнимает его, чтобы согреть.
Сцена 6
Эта сцена в зависимости от решения режиссера может быть сыграна как двумя актерами на сцене, так и главным героем в одиночестве, который слышит только голос.
Утро. Снова слышно пение дрозда.
Он: Ты здесь?
Она: Да. Как ты себя чувствуешь?
Он: Я сыт, и мне тепло.
Она: Я рада.
Он: Ты вернулась, не уехала?
Она: Я вернулась…
Он: А где твое платье?
Она: А ты не подумал, когда стащил его из двора знатного дома, что вся стража города меня в нем узнает? Я едва смогла спихнуть его за пару монет и купить на них тебе похлебку.