Хаксли и сам не заметил как проиграл. Тогда он решил предложить свою игру – соревновательную. Найти корзинку и собрать как можно больше плодов, а победитель получит все собранные плоды разом. Разумеется, таким образом Бернард хотел обойти восьмилеток и без усилий подкрепиться фруктами, но план потерпел крах моментально.

– Зачем нам соревноваться?

– Ради плодов. Победитель получает всё, понимаете?

– А проигравшее – ничего? – недоумевали дети. – Убунту. Я есть, потому что мы есть. Как один из нас может быть счастлив, если несчастны другие?

Убунту оказалось своего рода гуманистической философией – законом, требующим взаимодействия людей и их доверия друг другу. Дети поставили мистера Хаксли в тупик и, довольные, разбежались по деревне, оставив мужчину наедине со старым другом Тайо. Мальчик не испытывал стыда или неловкости, более того – недоумевал, почему вдруг белый человек насупил брови и недовольно кряхтел, отмалчиваясь.

– Значит, рассказываешь мои тайны, дружище?

– Тайны? А ты просил меня что-то скрывать, Мистер?

– Твоя правда, – Бернард в очередной раз поразился умственным способностям собеседника.– Но ты залез в мой блокнот без разрешения.

– Убунту. Твой блокнот – наш блокнот. Это была просьба вождя. Он хотел узнать тебя лучше. И я тоже.

– Как у вас всё легко с этим законом. Захотели магнитометр – забрали. Захотели блокнот – прочитали. Небось, и моя старая одежда давно используется кем-то? А мне какой прок с вашего убунту?

– Наша еда – твоя еда, – подметил мальчик простую истину, и голодный желудок учёного одобрительно заурчал. – Мы будем ждать вас вечером. Вкусный ужин! Я скажу маме что вы придёте!

И Тайо удалился. Учёный был готов провести остаток дня дома, тем более что те немногие выходившие под дождь местные косо смотрели на него теперь и сторонились после события с Майну, но в тенях мокрой листвы на окраине заприметил крадущийся в шкуре силуэт. Вождь Зикимо тайными тропами покидал деревню, излишне подозрительно оглядываясь по сторонам.

Зачем Бернард Хаксли отправился следом – он сам ответить не мог. Решил полюбопытствовать – не вожак ли мутит воду, желая спихнуть все проблемы на иностранца? Отчасти интересовался и в научных целях, но всё таки очень сильно рисковал. Закрадывалась к нему и мысль о залежах сокровищ, и даже о дороге к неизвестному городу – в общем, причин было достаточно, как оправдывал мужчина собственные действия, и тем не менее лучше бы он оставался дома.

Заросли джунглей всё сгущались. Лозы переплетались, точно змеи, а гигантские папоротники изумрудными листьями загораживали обзор. В тени хлопковых деревьев дождя не ощущалось, но и солнечный свет едва достигал земли. Корни же этих деревьев, сплетённые паутиной на многие футы, становились дополнительной преградой слабым ногам британца. Только малиновые геликонии и порхающие над головой болтливые туканы развеивали напряжение преследования.

Силуэт вождя растворялся в испарениях. Мистер Хаксли и не надеялся его догнать, но всё-таки продолжал путь – и достиг поля. Это была местность без деревьев, охраняемая со всех сторон густой чащей. Озеро в центре блестело, отражая небо как зеркало, и ливень никак не касался воды. Ничто не тревожило кристальную гладь. По полю стелились клубы тумана, и цветы лотоса излучали слабый голубоватый свет. Ирисы мягко покачивались на ветру и то белели в одну сторону, то краснели в другую.

Зикимо укутался в шкуру – так антропологу показалось, но одеяние упало на землю, представив взору некую крупную гиену… Впрочем, Хаксли ошибался. Там, где только что стоял вождь, теперь возвышался, принюхиваясь, медведь. Он вырос на глазах, обретя желтую шерсть. Вытянутое тело блестело. Большие выразительные глаза янтарного цвета ещё не сконцентрировались на окружении, но нос, широкий и приплюснутый, уже активно принюхивался.