Сколько бы ещё просидел так мистер Хаксли – неизвестно даже духам, но размышления он закончил преждевременно. Близ загона с коровами началась суматоха – несколько охотников во главе с шаманам Вилакати шагали в сторону лежавшего в грязи силуэта. Что-то плохое стряслось с важным жителем племени, и со всех уголков поселения стекались теперь привлекаемые слухами туземцы.

Поднялись шум и гам. Обсуждали проклятия и магию, злых духов и, почему-то, оплошности вождя. Старушка с серьгами-ракушками и оттопыренной губой бубнила про фиолетовую дымку, а дети травили байки о некой Импундулу – местная страшилка для непослушных.

– Что с ним? – задавались вопросом одни.

– Это же Майну, – констатировали другие.

Масамба, отец винодела, оторванный от производства приправ ужасным известием, опустился на колени возле сына, и повязка с перьями райского журавля упала в лужу. Старик тряс дитя за плечи, и толстый Майну, вопреки общим ожиданиям, закряхтел. Мистер Хаксли даже не сомневался в его пробуждении, но теперь придвинулся ближе к толпе в ожидании ответов.

На виноделе не было лица. Широкие от ужаса глаза ни на чём не концентрировались. Кровь отлила от губ, и ушли тёплые оттенки кожи, ставшей серой и нездорово холодной. Голос дрожал, и звуки не связывались в слова. Он и хотел бы что-то произнесли, рассказать, но только лишь завидев в толпе белое пятно чужака – указал на него пальцем и в ужасе завопил.

Жители племени, как один, посмотрели на мистера Хаксли с опаской и разошлись в стороны. Ведь это с ним Майну видели в последний раз, его винодел уводил в джунгли для охоты – это могли подтвердить все, включая Ифе. Разразиться скандалу помешал шаман – он грозно ударил посохом о землю и приказал собравшимся разойтись.

– Ты видел – что напугало Майну, сына Масамбы, мистер Хаксли?

– Э… Нет, ничего странного не видел, – признался антрополог, прикусывая нижнюю губу от напряжения.

– Может он сам вёл себя странно? – уточнял носитель пугающей маски.

– Да вроде нет, – если не брать во внимание, что большинство действий местных выглядели Бернарду странными, винодел вполне вписывался в общепринятые стандарты. – Он что-то говорил про белого анти и игбегулу, но не более того.

– Будь настороже, белый человек. Когда падает могучее дерево, птицы разбегаются по кустам.

Шаман удалился, велев двум сильным воинам нести испуганное тело следом, а жители деревни вернулись к повседневной рутине. Ифе нигде не было, и даже Тайо как сквозь землю провалился, хотя с последним Бернард видеться вовсе и не хотел. Маленький шпион, возможно, всё это время оказывал чужаку внимание только из просьбы отца.

В мелодии дождя снова звучал вопрос – держит ли что-то мистера Хаксли в племени, кроме любви или влюблённости? Что так напугало тучного полного сил Майну, способного одолеть бегемота, и почему обвинили в этом именно антрополога? Потому ли, что на чужака легче свалить невзгоды племени, или крылась в этом большая тайна?

В конечном итоге, к полудню мистер Хаксли двинулся в сторону хижины – за магнитометром. И непременно добрался бы без приключений, если бы не орава детей с Тайо во главе, устроившие очередные дворовые игры прямо перед домом учёного.

– Сыграйте с нами, – умоляли дети незанятого взрослого.

– Не умею, извините.

– Ну сыграйте! – присоединился к мольбам и Тайо, поправляя налипшие на лицо мокрые тёмные волосы.

Тайо

Бернард не хотел разговаривать с ребёнком, но местная игра его слишком заинтересовала. Дети выкопали два ряда отверстий в земле и использовали камни в качестве фишек. Чужаку выделили самые внушительные булыжники и велели передвигать их так, чтобы захватить больше, чем соперник. Это была полноценная стратегия, направленная на умственные способности. Игру называли «манкала», и в каждый свой ход, забирая камень из любой лунки, мистер Хаксли раскладывал их против часовой стрелки. Это был аналог шахматам или морскому бою, столь близких любившему настольные игры антропологу. Ради таких моментов он, возможно, и выучился выбранной профессии.