были способны воспринимать информацию, задавать релевантные вопросы, мыслить рационально, выражать свое мнение доступным для понимания образом;

были способны пояснить и отстаивать собственную позицию;

были гибкими, не застопорились на начальной позиции;

делились необходимой информацией;

уважительно относились к ценностям и интересам друг друга;

осознавали свои коренные интересы и могли отличить их от сиюминутных желаний;

могли сфокусировать внимание на предмете и разрешении спора (а не только на причинах и претензиях);

могли контролировать свои эмоции в разумных пределах;

понимали последствия и альтернативы в случае срыва переговоров;

были способны отделять эмоции, оценки, интерпретации от объективных фактов;

могли генерировать разнообразные и разноплановые предложения и анализировать последствия их реализации, выбирать между альтернативами и понимать последствия различных решений;

могли сформулировать реалистичное, выполнимое, долгосрочное соглашение, удовлетворяющее всех участников[159].

Рациональное состояние сторон и их творческая активность имеют для медиации принципиальное значение, представляя собой необходимый элемент данной технологии. Однако в практическом отношении решение вопроса о наличии субъективных предпосылок для проведения медиации оказывается достаточно сложным.

В литературе выдвигается тезис о том, что базовую среду потенциальных потребителей медиации составляет интеллигенция[160]. Отчасти он представляется верным, если сопоставить культурологическое определение медиации как типа срединной культуры[161] и традиционное положение интеллигенции как прослойки в антагонистической схеме описания социума как системы двух противостоящих друг другу классов – господствующего и подчиненного. Вместе с тем с конфликтологической точки зрения психологическое состояние и поведение субъектов конфликта подчинено определенным закономерностям, которые не зависят от их возраста и социального статуса, и могут быть в целом выражены известным афоризмом: «Когда эмоции входят в двери, разум вылетает в окно».

Ситуация, когда стороны осознанно приходят к медиатору, «взявшись за руки», в готовности самостоятельно конструктивно поработать над общей проблемой с целью поиска варианта, полностью удовлетворяющего интересы всех участников, большая редкость.

Как указывает Л. Паркинсон, одним из парадоксов медиации является то, что мы ожидаем от конфликтующих между собой людей больше, чем при их доконфликтном состоянии и нормальных отношениях – осознанного поведения в то время, когда их разум затемнен гневом и страданием. В частности, по результатам социологических исследований в сфере семейной медиации большое число пар, решивших принять участие в процедуре, с трудом могли пояснить, какие именно проблемы им необходимо урегулировать, заявляя, что им просто «нужно во всем разобраться»[162].

Помимо этого, в условиях слабой информированности о сути медиации и под влиянием традиционных моделей поведения в конфликте, стороны даже после соответствующих разъяснений медиатора слабо представляют себе, что от них требуется, и что будет происходить с ними в медиации, сохраняя в целом установку о своей пассивной роли в разрешении конфликта. Большинство участников медиации, услышав на предварительной встрече с медиатором или в рамках его вступительного слова в начале медиативной сессии, что соглашение – это зона ответственности самих заинтересованных лиц, и медиатор будет лишь организационно содействовать проведению переговоров, продолжают ожидать от медиатора, что он, выслушав позиции сторон,