Входит Катя с сервизом в руках.

(Довольно). Здравствуй, Катя!

Катенька. Ещё раз здравствуйте, Гаврила Михайлович. Вы уже здесь! Как барышня?

Калистратов. Нормально барышня.

Катенька. Они сильно плакали давеча.

Калистратов. Да, я знаю.

Катя принимается расставлять сервиз.

А что же вы стол накрываете?

Катенька. Барыня имеет обычай в это время чай пить. Моё дело простое: расставить чашечки, самоварчик да оповестить, что накрыто. К обеду и вовсе гостей ожидаем. Так что барыня меня сегодня гоняет. Говорит, должны быть готовы.

Калистратов. Это кого же, позвольте узнать?

Катенька. Я сама не знаю: Наталья Андреевна не говорят.

Калистратов. Вот оно что…

Засматривается на Катю.

Знаете, Катенька… Вы сегодня очень хороши.

Катенька. Ах, полно вам шутить надо мной.

Калистратов. Нет же, я очень серьёзно. И сарафанчик у вас такой чудесный. И шейка и плечики у вас в этом сарафанчике тоже такие чудесные…

Подходит к ней сзади и хватает за талию.

Катенька. (Испугавшись). Гаврила Михайлович, что это вы!

Калистратов. Разрешите поцеловать вас.

Катенька.(Отстраняясь от него). Ах, что вы! Бросьте! Не надо!

Калистратов. Катя.

Катенька. Оставьте, оставьте!

Закрывшись руками, убегает.

Калистратов. Эх, хороша. Да Настя лучше. Но к ней я сейчас не вернусь. Право, никак не вернусь!

Полдень. Яблоневый сад в имении Милославской. Справа на арьерсцене статуя в виде кошки, перед нею, на главной сцене, – английская клумба с жёлтыми цветами. Слева от клумбы – серая лавочка. На ней сидят, прижавшись, Настя и Калистратов. Позади яблоневые деревья.

Калистратов. Тебе уже лучше, Настя?

Настенька. Да, я успокоилась.

Калистратов. Что у вас произошло с Мирославом Григоричем?

Настенька. Ах, не хочу говорить. У нас с ним всегда что-нибудь происходит, вы это знаете. Я более чем уверена: он не любит меня. Мне порой даже кажется, будто он совсем не рад, что я появилась в их семье… Наталья Андреевна рада, а он не рад.

Калистратов. Ну, с чего же ты это взяла, Настя?

Настенька. С того, что я всегда слышу от него только укор. Недавно он упрекнул меня в том, что я, дескать, плохо отношусь к Кате. Он сказал так потому, что я попросила её о какой-то безделице, уже не помню какой, которую, по словам Мирослава Григорича, я могла сделать и сама. Но в чём же я обидела Катю, когда выполнять всякие безделицы есть её прямая забота?

Калистратов. Катя у вас хорошая, это да…

Настенька. А ещё сегодня… Так и быть, скажу. Сегодня он смел сказать, что я порочу честь маменьки, а об вас он выразился… как об нечестном человеке.

Калистратов. (Задумчиво). Что ж… Мы никогда не состояли с Мирославом Григоричем в дружеских отношениях. Более того мы с ним даже разговаривали редко. Однако он никогда не подавал мне повода для какой-нибудь неприязни или презрения. Я со своей стороны, думаю, отметился тем же. Пусть мы с ним и не приятели, а взаимное уважение друг к другу точно питаем, и я потому уверен, что он не может быть обо мне дурного мнения. Во всяком случае, может, ты неправильно поняла его…

Настенька. Я поняла его совершенно точно! Он позволил себе оскорбить вас в моих глазах; более того он сделал это в ваше отсутствие, то есть когда вас не было рядом и вы не могли бы ничего ему на это ответить.

Калистратов. (С подлогом в голосе). Я уверен, Настя, ты заблуждаешься. Но если он и в самом деле сказал что-нибудь даже оскорбительное, на то есть другая, непонятая тобой причина.

Настенька. Это какая же?

Калистратов. Понимаешь ли… Когда девушка входит в связь с мужчиною, это всегда тревожное время для её родственников, именно тоже мужчин. Тут не просто предосторожность и волнение, а скорее даже какая-то ревность. Ведь он тебе брат – он тоже, как я, любит тебя и не может не переживать за тебя, особенно теперь. Тем паче, что я, хоть, как уже высказался ранее, и не давал повода Мирославу Григоричу для обиды, но также я и не подавал повода ему для доверия. Он, должно быть, просто обеспокоен, оттого так тревожен, и отсюда же ваши ссоры.