От отца всегда крепко пахнет табаком и тройным одеколоном, которым он пользуется после бритья. Степке отец кажется хотя и не старым, но уже каким-то перезрелым, как гладкий августовский огурец – семенник. Это потому, что голова у отца уже на половину лысая, а шея морщинистая и коричневая от загара. У отца все уже в прошлом, а у Степки все впереди. Он летает во сне, вечерами читает Майн Рида и грезит далекими путешествиями. У него сейчас каждый день яркий и запоминающийся, сплетенный из множества событий, как затейливое макраме, где каждая нить – это новое чувство, каждый узелок – неожиданное, но яркое впечатление.

А еще Степка очень любит кататься на велосипеде, и соседская девочка Аня тоже любит. Они часто встречаются на дороге, но никогда не ездят рядом, вместе. Это потому, что Анька ему нравится. Она высокая, полненькая и очень смазливая. Когда она оказывается рядом с ним, когда смотрит на Степку своими большими синими глазами – он теряется и не знает, что ей сказать. Ему кажется, что говорить о любви еще рано, как, впрочем, и о дружбе, и о погоде. Поэтому при Аньке Степка чаще всего молчит. Так ему удобнее. А если она что-нибудь спросит, он отвечает одним словом – «да» или «нет».

У Аньки, по Степкиным меркам, очень короткие ноги. Из-за этого при езде на велосипеде она раскачивается с боку на бок. Ее велосипед виляет по дороге. Издали это выглядит смешно, но Степка старается не смеяться. Когда Анька катается на велосипеде, Степка забирается на пологую крышу сенного сарая и наблюдает за ней. У Аньки прекрасный новый велосипед с высоким рулем и блестящими спицами. Степка давно мечтал о таком. У Степки, конечно, тоже есть велосипед, но совсем не такой. Степкин велосипед отец собрал из какого-то ржавого хлама и выкрасил половой краской, которая несколько лет на улице валялась. От этой краски велосипед стал рыжий, ни на что не похожий. Поэтому Степка катается на нем только по вечерам, и школьным друзьям старается на глаза не попадаться. Раньше он у родителей просил, чтобы они ему тоже новый велосипед купили, а потом немного повзрослел и перестал просить, понял, что новый велосипед у них покупать не на что. Сами с копейки на копейку перебиваются.

– Чего это ты на крыше-то сидишь, как сыч? – иногда спрашивает его отец. – Больше тебе заняться нечем?

– А чего? – грубо отвечает Степка. – Нельзя, что ли?

– Шифер проломить можно. Вот чего. И картошку давно пора полоть, жуков колорадских собирать. Не все нам с матерью горбиться. Слез бы да помог родителям.

И чего, собственно, отец к нему пристает, чего цепляется? Сам иной раз ничего не замечает по целой неделе, ходит как чумной, а то вдруг прицепится, как банный лист, особенно когда трезвый. И память у него стала дырявая. Сам чего-нибудь потеряет и закричит на Степку, как будто он все его инструменты разбросал, где попало. Иногда Степке кажется, что отец только пить умеет да ругаться. Мать так и называет его: «Наш пропойца». И никто не называет отца по имени отчеству, все говорят просто Андрей.

А вот у Аньки отец совсем другой. Даже Степкина мать говорит про него, что он человек представительный. На улице без галстука не появляется, в районный центр на своей машине ездит. С ним, наверное, и поговорить можно обо всем.

В большом доме у Аньки есть своя комната с высоким окном в сад. В саду под окном растет жасмин. Анька придет с уроков, поест чего-нибудь вкусного, запрется в своей светлой и удобной комнате, и что-нибудь читает. Степка видит с крыши ее склоненную над книгой голову. А у Степки вместо комнаты – стол за перегородкой, на котором к тому же стоит мамина швейная машина. Когда мама в доме одна, это еще ничего, но если к ней какая-нибудь подружка зайдет, да мать при ней начнет на машине строчить, болтая всякую чушь, то какие уж там уроки. Степка наслушается маминых разговоров, натерпится окриков и сделает вид, что все выучил. Выждет подходящий момент и попросится у мамы на улицу «побегать», а мать ему вместо ответа – шлеп массивной рукой по затылку.