На полном ходу, точно призрачный “летучий голландец”, “Антарес” вырывается из плена тесной гавани и сразу попадает в черное варево штормового моря. Волны катят навстречу крутые и остервенелые. Теплоход, шипя, зарывается всем полубаком в воду. Капитан сбавляет обороты, чтобы меньше работал “слеминг”4. Ветер дует с веста, но зримо заходит на зюйд-вест. Так и есть, из Токио передают: крыло урагана, который движется с юго-востока на северо-запад, зацепит Сахалин. Капитан приказывает держать 270 градусов по гирокомпасу. Боцман крепит якоря по-походному.
– Теперь вам с третьим штурманом придётся отдуваться на мостике за невернувшегося из увольнения старпома, – объявляет мне Волошин. – Предлагаю стоять вахту шесть через шесть, я сам – с четвертым помощником утром; у него нет допуска к самостоятельной вахте. Так что, ничего не поделаешь, Виктор Сергеевич! – «сочувственно» жмёт он плечами в темноте.
Боцман и третий штурман поднимаются на мостик мокрые с головы до ног. Плащ-пальто сверкают, как антрацит. У третьего ремешок фуражки под подбородком. Он сбрасывает плащ, отправляется в каюту спать: в два часа ему на вахту.
Судно слушается руля неплохо. Правда, стоит немного увалиться под ветер, как устойчивость на курсе резко ухудшается. Да и крен достигает двадцати-тридцати градусов.
– Не сваливаться с курса! – приказывает капитан рулевому матросу. – Виктор Сергеевич, если что – я у себя!
Он убывает с мостика. Я держу локатор “на подогреве”, через каждые пять минут включаю высокое напряжение. На серебристо-зеленом экране – пусто, одни крапинки волн. Корабли уже разбежались кто куда. “Антарес” тяжело вползает на очередную гору, чтобы через минуту многотонной тушей обрушиться в преисподнюю, взрывая по бортам тучи брызг. Мачту и полубак еще можно различить в призрачном отсвете ходовых огней, но что творится за полубаком – одному Богу Нептуну известно. Самое страшное, если ударит мороз и начнется обледенение.
Откуда он взялся, этот ураган? Скорее всего, где-нибудь на юге, у солнечныx Гаваев, зародился безобидный шаловливый вихрь, который, резвясь и разрастаясь, докатился к подножию заснеженных отрогов Сихатэ-Алиня. Здесь, повстречавшись с холодными воздушными массами, двигающимися с севера, не захотел уступать дорогу и затеял жестокую борьбу – кто кого? Конечно, победу одержит холодный фронт: на его стороне зима. Но кто уступает место без боя?!..
Очутиться на стыке двух противоборствующих течений всегда опасно, тем более вблизи берега, потому капитан и забирает как можно мористее…
Сдав вахту третьему, заполняю судовой журнал, иду вниз. В каюте обнаруживаю Джен Пак, удобно устроившуюся на диване.
– Наконец-то!.. – просыпается она. – Снег не перестает? – спрашивает она, прикрывая рот ладошкой.
– Какой снег?! Мы уже в море. Вы не чувствуете?.. Надвигается шторм!
– О, я так сладко заснула, что даже не заметила, – она невинно улыбается. – Наверно меня снова укачает?!
Девушка не торопясь, по-домашнему, надевает мягкие туфли, умывается под краном за шторкой.
– Этим полотенцем можно? – спрашивает кротко и буднично.
– Пожалуй.
– Знаете, Виктор, у вас так уютно, даже не хочется идти в эту холодную противную лоцманскую каюту, – признается она, поправляя перед зеркалом смоляные волосы, не забывая продемонстрировать высокую каменно-твердую грудь. – А что, если я временно, пока не уляжется погодка, останусь здесь? Не помешаю ведь! Можно?
– Нет, – отрицательно мотаю головой.
Джен обиженно поджимает губы. Обворожительная улыбочка гаснет, как свеча задутая порывом ветра. Девушка молча собирается и, сверкнув глазами, уходит. Мне спать не хочется, беру с полки “Планету людей”; сидя в привинченном к палубе кресле, принимаюсь читать.