– Ну, что, воспитываешь подкидыша?..

Отец, естественно, хмурился, но молчал. Капли точат камень. Тем более у полковника Брагина с адмиральской дочкой пошли свои дети. В общем, меня сдали с рук в Нахимовское училище. Сначала хотели в Суворовское. Но я, десятилетний пацан, руками и ногами голосовал за Нахимовское, хотя море видывал только из Сестрорецка и в образе Финского залива. Нахимовское я не закончил. В девятом классе меня отчистили за драку, доучивался я в цивильной школе. Отец хотел, чтобы я стал инженером, как он; но я подал заявление в морское училище имени адмирала Макарова, и наши отношения стали еще прохладнее. На комиссии по распределению бассейнов я назвал Тихий океан, возможно еще и потому, что захотел уехать подальше от мачехи. Вот такие у меня образовывались убеждения. Куда им до убеждений Антуана де Сент-Экзюпери; но они мои, и я их придерживаюсь. И, возможно, буду придерживаться дальше…

Ночью несколько раз я просыпался, безотчетно отмечая, когда судно меняло курс, то увеличивая, то сбрасывая обороты винта. Шторки над кроватью съезжались и разъезжались, позванивая колечками. За иллюминатором – тусклый грохот рушащихся на палубу волн. Ветер, как видно, все усиливался. Теплоход, как живое существо, скрипел и стонал, жалуясь на болячки и тревоги. Сквозь мою подушку отчетливо прослушивалось завывание винта, когда он оголялся, и натужное рычание, когда он зарывался в толщу воды.

– Сергеевич! Аварийная!..

В штурманской хлопает окошко, радист протягивает голубой бланк радиограммы:

ВСЕМ СУДАМ СЕВЕРНОЙ ЧАСТЬИ ЯПОНСКОГО МОРЯ ШИРОТЕ 4542 НОРД ДОЛГОТЕ 14003 ОСТ ПОТЕРЯЛ УПРАВЛЕНИЕ ПАНАМСКИЙ БАЛКЕР ПАСИФИК ПРОСИТ ПОМОЩИ ЧЕРНЫШОВ.

– Далеко от нас? – спрашивает из-за моего плеча помполит, спозаранку нарисовавшийся в ходовой рубке.

Замеряю циркулем расстояние на карте.

– Сорок восемь миль, если координаторы не напутал. Часов семь хода по такой погоде, если не больше!..

– SОS не дает? – спрашивает «помпа» у радиста.

– Пока нет, но скоро даст, – успокаивает тот. – У них, у капиталистов, это быстро, чуть что – SОS! Вот увидите!

– Надо немедленно прдупредить капитана.

Я набираю номер кают-компании. Трубку берет буфетчица.

– Да, Владим Владимыч завтракают. Сейчас передам. Вас!..

Позавтракав, Волошин неспеша поднимается на мостик. Долго и мрачно анализирует ситуацию. Наконец принимает решение:

– Право на борт! Средний вперед!

«Антарес» падает на левый борт.

– На румбе?

– Сто восемьдесят… Сто девяносто… Двести…

Стремительно несется по кругу катушка компаса.

– Одерживай! – ловит нужное направление капитан. – Так держать!

– Есть так держать!

Капитан принимается изучать обстановку на всех диапазонах радиолокатора. В который раз я замеряю силу ветра; за последний час она несколько упала, но не настолько, чтобы можно было вздохнуть свободно.

– Виктор Сергеевич! – окликает меня капитан, не отрываясь от экрана “Нептуна”. – Пока будем идти в район аварийного судна, можете отдохнуть. Я немного постою вашу вахту. Понимаю, как тяжело стоять шесть через шесть. Но уж задам я перцу этой “Одессе-маме”, дайте только вернуться в Холмск!.. – он картинно негодует по поводу отставшего старпома.

Поблагодарив капитана, иду вниз. В кают-компании скатерти политы водой, чтобы посуда не скользила; но все равно кушать приходится на весу. Впрочем, моряки умеют это делать не хуже, чем китайцы орудовать палочками. Кок, как ни старался, не смог приготовить ничего посложнее макарон по-флотски. Буфетчица, кареглазая хохлушка, подавая каждому в руки тарелку и вилку, будто танцует меж столов. На ней светлая облегающая юбка, беленькая блузка, прическа свежая и воздушная, словно женщина выпорхнула из парикмахерской на углу Ленинской и 25-го Октября, и теперь ей предстоит веселенькая работа в уютном холле “Золотого Рога”, а не на борту вздымающегося на каждой волне транспортного рефрижератора.