Это первое испытание заняло довольно много времени. Многих кандидаток сочли не подходящими для занятия балетом и, громко рыдающих, возвратили расстроенным мамам. Оставшихся снова построили парами, повели через анфилады комнат в лазарет на медицинский осмотр, велели раздеться и, выдав полотняные халатики, приказали ждать, пока их позовут в кабинет. И здесь осмотр был очень тщательный.

Матильда терпеливо ждала своей очереди, сидя на стуле рядом с девочкой, с которой шла в паре.

– Тебя зовут Оля? – спросила она.

– Да, – откликнулась девочка. – А ты откуда знаешь?

– А я запомнила, когда тебя вызывали на середину зала.

– Почему запомнила?

– Наверно потому, что тебя вызвали сразу после меня.

– А тебя как зовут?

– Матильда. Дома меня зовут Маля.

– Я тоже запомню, – сказала Оля. – Ты мне понравилась, когда делала своё «колёсико». Если поступим, будем с тобой дружить?

– Обязательно, – ответила счастливая Матильда. Вот она уже и подружку себе нашла. Осталось самое главное: поступить!

Врачи осматривали позвоночник, слушали сердце, проверяли зрение и тщательно изучали строение фигуры у тех девочек, против фамилии которых Лихошерстова проставила галочки, когда разглядывала их мам.

Опять произошел отсев, но Маля и Оля прошли на следующий круг и, встав в пару, вместе с другими счастливицами переместились в столовую, где им выдали чай и бутерброды. Когда девочки подкрепились, их повели дальше.

Преподавательница музыки проверяла у них слух и чувство ритма, давая задание отстучать ладошками несложную мелодию, которую перед этим проигрывала на рояле. Это было обязательным условием для приема. Ведь каждое движение танцовщицы должно точно попадать в такт музыки! По этому поводу Матильда вообще не волновалась. И слух, и чувство ритма у неё были абсолютными.

Для небольшой уже части оставшихся претенденток последовали экзамены по чтению, письму и арифметике. Маля и здесь осталась на высоте, удивив учителей своими познаниями. Восьмилетняя Кшесинская понравилась всем преподавателям и вошла в десятку принятых на испытательный год в училище воспитанниц вместе со своей новой подругой Ольгой. Девочки обнялись и с сожалением расстались до первого сентября.

В начальном классе Мале всё давалось легко. Бывший танцовщик, а теперь балетмейстер и преподаватель Иванов Лев Иванович вёл занятие уныло, монотонным голосом повторяя: «Плие», «Попрошу вывернуть колени». Он вёл курс балетной азбуки, которая никак не могла заинтересовать Матильду. Девочка давно уже выучила её дома. При этом Лев Иванович сам аккомпанировал на скрипке и больше уделял внимание своей игре, а не ученицам. Казалось, он машинально исполнял свою обязанность, и ему было так же скучно обучать азам балета, как Матильде их исполнять.

– Он похож на заводную куклу с усами, – прошептала Оля, стоящая около станка сразу за Малей.

– Нет, на кота с усами, – тут же откликнулась Матильда. – Я думаю, он влюбился, потому такой задумчивый.

– Интересно, это какая же кошечка удостоилась его внимания? – фыркнула от смеха Оля.

– Это его скрипка! Как ты до сих пор не поняла? Он влюблён в свою скрипку!

– И правда. Прямо глаз с неё не сводит!

– Только любовь у него какая-то сонная, – прошептала Маля, тоже давясь от смеха. – Смотри, он сейчас уже и глазки закроет, уткнувшись носом в деку.

– А я слышала, что он воодушевляется, только когда видит еду.

– Тогда получается, что больше всего он любит свой желудок!

– Ты хочешь сказать: он влюблён в свой желудок? – уже не сдерживаясь, захохотала Оля, а вслед за ней раздался заливистый смех Матильды.

– Мадемуазель Кшесинская, – направился к ним преподаватель. – Я вижу, что вы хорошо подготовлены, но вам придётся вместе с нами повторять все эти упражнения, какими бы смешными они вам ни казались. И прошу вас не отвлекать других учениц, которые познают…