В момент аварии на автобус напала огромная стая летучих мышей. И хоть за несколько минут до рокового момента я пыталась убедить Дениса, что это просто птицы, мой сын упрямо повторял: «Это летучие мыши. Я знаю».

Голосом, ослабевшим и треснувшим, как сломанная ветка, я неуверенно произнесла:

- Денис?

Меня не услышали. Ни кричащий в истерике ребенок, отчаянно закрывающий голову руками, ни юродствующий оборванец, который продолжал плясать вокруг мальчика, имитируя накидкой взмахи больших крыльев.

- Мне страшно! Страшно! Мама!

- Покажи свои крылья, драконье отродье! Покажи! Покажи!

Я задыхалась от бессилия, не зная, как это остановить, а потом вдруг меня захлестнула ярость. Громкий гневный крик вырвался из моего горла будто сам по себе:

- Отойди от ребенка, отброс!!!

И сама ахнула, когда какая-то невидимая сила, заставив оборванца заткнуться, отбросила его к противоположной стене камеры. Упав у другого края решетки, он тихо постанывал, слегка шевелился, но как будто не мог встать.

Что это было? На миг мне показалось, что вместе с моим криком прозвучало эхо звериного рычания – как будто пророкотало где-то высоко, под потолком тюрьмы, – а по воздуху пронесся сильный порыв ветра.

Но если мне показалось, тогда что же отбросило оборванца так далеко от ребенка?

Тем временем мальчик больше не закрывал глаза – напротив, они были широко распахнуты. Теперь я лучше видела его лицо – ничего общего с моим сыном. Нос, лоб, глаза, подбородок – ни единой знакомой черточки.

Что на меня нашло? Я настолько хочу увидеть своего сына, что готова любого мальчика принять за него? Наверное, любому ребенку эти взмахи полами накидки и хлопки ткани показались бы похожими на летучих мышей.

Меня охватило разочарование. Так всегда бывает, когда надежда оказывается напрасной. Но мне нельзя позволить себе обмануться. Я не могу тратить время и силы на чужого ребенка – мне нужно понять, как найти своего.

- Все хорошо, - сказала я, только чтобы успокоить мальчика. – Здесь нет летучих мышей – только один старый каркающий ворон. Не бойся его – он пытается тебя запугать, потому что сам тебя боится. Говорят, ты дракон... Хотя и я не понимаю, как ребенок может быть драконом... Видишь? – я кивнула в сторону оборванца, сжавшегося в углу и глядящего на меня между прутьев решетки затравленным взглядом. – Он напуган и больше тебя не тронет.

Игнорируя горящий взгляд мальчика, глядящего на меня так, словно он увидел во мне последнюю надежду, я заставила себя отвернуться.

«Прости. Но я не могу тебе помочь. Я должна найти своего сына – сейчас для меня нет ничего важнее. Прости...»

Я зажмурилась изо всех сил, отходя от решетки. Но смотреть на этого ребенка было невыносимо. Я ничего не могу для него сделать, а от мыслей, что его ждет, хочется выть. Мне нельзя поддаваться эмоциям, я должна сохранить способность трезво мыслить, чтобы найти Дениса...

- Абракат!

Слово, смешное, если знать его происхождение, и таинственное, как заклинание из сказки, если услышать его впервые, со звоном наполнило собою стены тюрьмы и взвилось к тонущему во мраке потолку.

В первый момент я остолбенела, а потом, повернув голову, нашла взглядом ребенка.

Он больше не сидел, скорчившись, на полу. Стоял во весь рост. И смотрел на меня. Смотрел упрямо и твердо, как будто... чего-то от меня ждал.

И я все поняла.

Ринувшись обратно к решетке, сорвавшимся голосом крикнула:

- Кришельцы!

- Мама! – закричал мальчик, и его лицо исказилось в гримасе, словно он собирался заплакать.

- Денис, - прошептала я; глаза заволокла горячая влага.

- Мама, мамочка, это ты!