– Тогда считай, я тебя наняла, – заключила Фабия.
Наверное, она так пошутила.
Фабия была слишком хитра, чтобы Орлад ей доверился, но со временем она, возможно, придется ему по душе. Бенард вообще оказался странным парнем, и разговоры с ним получались какими-то бессмысленными.
– Орлад! – позвал он. – Или я все еще должен называть тебя «милорд»?
– Не должен.
– Хорошо. Раньше ты звал меня Бена. А того парня с пятном на лице как зовут?
– Воин Ваэльс.
– Как думаешь, если я его как следует попрошу, он для меня разденется?
– Он уже раздевался.
– Мне не удалось его хорошенько рассмотреть.
Орлад немного подумал над вопросом и спросил:
– Мне казалось, ты спишь с Ингельд?
Художник стал краснее, чем подбородок Ваэльса.
– Я вовсе не это имел в виду!
– А что тогда?
– Священный Сьену! У него такая потрясающая добрая улыбка.
Орлад сдался. Он совсем ничего не понимал.
– Риск того не стоит, Бена. Снерфрик иногда играет в эти игры, но если предложить что-нибудь подобное Ваэльсу, он разорвет тебя на части.
Бенард насупился.
– Ты и правда вызволил Фабию из подземелья? – спросил его брат.
– Нет. Это было не подземелье, и тебе все равно не понять, как я это сделал.
Если Бенард был странный, то Свидетель Дантио пугал Орлада.
– Фабия хочет, чтобы я сопровождал ее в Селебру, где она надеется получить корону.
– Венец, – поправил Дантио.
– Все равно. Для этого понадобится разрешение клятвопреступника Арбанерика?
Прорицатель грустно улыбнулся.
– Уверен, он будет счастлив тебе помочь. Все, что направлено против Стралга, его вполне устраивает. А Кавотти использует вас обоих, пусть и не так, как тебе бы хотелось.
Орлад подумал, уж не потешается ли над ним Дантио.
– Ты пойдешь с нами?
– Я бы с радостью, но сейчас уже поздно перебираться через Границу. Любой снегопад вас задержит. А если не успеете за тридцать дней, то не успеете вовсе.
– Без риска ни одно дело не обходится.
– Слова истинного Героя. Беда в том, что у меня, возможно, нет и тридцати дней.
– Потому что ты соврал Салтайе? Ты не шутил насчет проклятия?
Прорицатель взглянул на Орлада черными глазами – такими же, как у него.
– Весть очень быстро доберется до Бергашамма, и как только Старейшая ЛеЭмбер узнает, что я нарушил условия договора, она меня проклянет. И я умру.
– Сразу?
– За нескольких дней.
– Ты просто упадешь замертво и все? – со скептическим видом спросил Орлад.
Все знали, что священный Веру может ударить в человека молнией, но не по заказу же.
Дантио горько рассмеялся.
– Упасть замертво было бы легко. Лучше тебе не знать подробностей.
– Напугать Героя непросто.
– Да? Ну, хорошо. Известно, что, когда Старейшая предает анафеме Свидетельницу, богиня отнимает у провинившейся все чувства. Я ослепну, оглохну, не смогу ощущать вкус и запах, вообще ничего не буду ощущать. Вскоре я сойду с ума, оказавшись запертым внутри собственного черепа. Я буду кричать, но не услышу своих криков. Я буду метаться и биться обо все подряд, но не испытаю боли. В конце концов я умру от жажды, потому что разучусь глотать.
– Это ужасно!
– Суровая кара удерживает нас от злоупотребления дарами богини. Абсолютная мудрость идет рука об руку с абсолютным соблазном.
– И ты сознательно рискнул, зная, какое наказание тебя ждет?
– С радостью. И я не рисковал. Это верная смерть.
Орлад ему поверил. Священный Веру отнимал жизнь у Героя, если он слишком долго оставался в боевой форме.
– Ты умрешь ради мести?
– За справедливость, Орландо! – Лицо евнуха больше не казалось ему слабым или женским, его улыбка была такой же жуткой, как улыбка Веру. – Чтобы все они, все семейство Храга понесло справедливое наказание. За то, что они сделали со мной, с тобой, с нами и с миллионами людей. На моем месте ты бы посчитал эту цену слишком высокой?