Лежа на койке, Баси молча слушала их разговоры о будущем. Что ей было им говорить? Какой совет могла им дать женщина, не справившаяся с тем единственным, для чего ее воспитывали? В такие мгновения Баси предпочитала спать: во сне ее не угнетали ни боль предательства, ни тоска, ни покинутость. Днями она прогуливалась по палубе вместе с доктором Хустино и доньей Аной, а ночами слушала щебет девиц, пока наконец не проваливалась в сон. Так она проводила день за днем, невесомо скользя по часам, будто боясь на них наступить, и бесшумно вплывая по ним в следующее утро. Баси знала, что шум пробуждал чувства, а чувства следовало держать в узде, чтобы суметь лицом к лицу встретиться с тем, что уготовано ей будущим.

Когда распогодилось, пассажиры, словно уставшие от холода и сырости ящерицы, повыходили из своих кают. На главной палубе теперь звучали волынки, гитары и рукоплескания. Донья Ана позволила Паулине с Росалией ненадолго присоединиться к гуляньям, но доктор Хустино вначале воспротивился.

– Будет тебе, дорогой, – сказала она ему. – Всего-то на несколько минут. Погода сегодня замечательная. Эти несчастные, в конце концов, вполне могли бы оказаться нашими соседями; люди они скромные, но славные.

Он едва заметно кивнул, и Паулина с Росалией тут же помчались на главную палубу. Мар же решила остаться: ее никогда не привлекали ни танцы, ни шумные скопища народа.

Доктор Хустино осмотрел танцевавшую под музыку толпу: грязь, жалкие, болезненные физиономии, на которых сказывалось долгое затворничество, мертвенная бледность и обреченность на убогое существование. На их осунувшихся лицах улыбки походили на оскал, словно испытания дорогой вытягивали из них все человеческое.

Воздух был пропитан тоской и жаждой.

Застарелый запах пота, сырости и рвоты достиг кормовой части палубы, откуда доктор Хустино с доньей Аной наблюдали за праздничными гуляниями. В таких обстоятельствах, думал он, вспышки какого-нибудь заболевания можно избежать только чудом.

Через четыре дня, последовавших за празднованием, Росалии к вечеру стало дурно. Ее бросило в жар, и заболело горло. При первом осмотре ничего определенного выявить не удалось, но доктор Хустино прописал ей постельный режим. Двумя днями позже те же симптомы появились и у Паулины с доньей Аной. Тогда доктор Хустино забеспокоился. Он смерил им температуру, поискал на коже сыпь, ощупал шею и послушал сердце. И определить, чем они заразились, он смог, лишь заметив в горле доньи Аны сероватый налет.

– Дифтерия, – сообщил он Мар.

Услышав причину их недомогания, она вздрогнула. С дифтерией они столкнулись несколько месяцев назад, когда заболел один пятилетний мальчик. Родители приняли его сильный кашель за простуду, и к доктору обратились, когда уже в глотке и носу у него образовалась характерная для дифтерии пленка, затруднявшая дыхание. Недаром в народе эту болезнь называли «гаррота», сравнивая ее с орудием казни.

Приговоренные умирали от удушья.

Доктор Хустино, вспоминала Мар, провел этому мальчику трахеотомию, чтобы тот мог дышать. Также она вспоминала и его отчаяние: хотя операция и прошла успешно, мальчику она не помогла – его общее состояние, несмотря на все попытки доктора его спасти, ухудшалось. С некоторых пор стали применять противодифтерийную сыворотку, которую разводили в кипяченой воде, но она оказалась не совсем безопасной, поскольку повторный укол вызывал серьезные побочные явления. Сама же болезнь порой оказывала влияние на жизненно важные органы, такие как сердце, печень или почки, а против этих осложнений уже мало что можно было сделать.