Донья Ана остановилась возле ограды – еще раз перед отъездом взглянуть на родной дом. При воспоминании о последнем семейном ужине у нее из груди вырвался глухой стон, граничивший с отчаянием. Она думала о том, с какой настойчивостью ее старшие сыновья, Роман и Хинес, отговаривали отца уезжать. Но едва доктор Хустино упомянул об обещанном Фрисией вознаграждении, как они резко поменяли свое мнение.

– На эти деньги вы сможете открыть собственную клинику в Хихоне, – сказал он им. – После разговора с Фрисией мысль о клинике Альтамира не выходит у меня из головы. Вы там займетесь своим делом, а я по возвращении с Кубы стану единственным во всей стране специалистом с богатым опытом лечения тропических заболеваний.

Ни креолы, ни тропические хвори, ни путешествие через океан не беспокоили донью Ану так, как боязнь, что потом, после пяти лет на Кубе, ее не узнают родные внуки. Это слишком большой срок. Она покидала дом, в котором родила всех своих детей и в котором хотела окончить земное существование, согретая семейным теплом. Хотела, чтобы ее похоронили рядом с супругом, если ему суждено уйти раньше. В противном случае она бы дожидалась его рядышком с могилами своих родителей и сына. Оставить все это было все равно что оставить самое священное, что уготовлено ей судьбой, с чем она хотела встретить свой смертный час и где ощущала полный покой.

«Дьявол появится, когда все наладится». Эти слова, что любила повторять мать доньи Аны, теперь отчетливо звучали у нее в памяти.

Они прибыли на площадь, где их уже поджидал дилижанс. Там, в собравшейся вокруг толпе, они встретили Фрисию и священника, приехавшего вместе с ней из асьенды.

Фрисия выглядела довольной. Кроме невесты для Виктора Гримани она также везла будущую жену и для надсмотрщика батея[9]. Росалия происходила из порядочной семьи и производила приятное впечатление, хотя и имелись в ней спесивость и высокомерие.

Отведя взгляд в сторону, Фрисия нашла в толпе выбранную отцом Гало девушку для Виктора Гримани. Виктор Гримани был заносчив и своенравен, и Фрисия ему не доверяла, подозревая его в сговоре с неграми, с которыми он проводил слишком много времени. Он придерживался либеральных взглядов и всегда находился в шаге от предательства, однако Фрисия всячески ему потворствовала: равных в работе ему было не найти. При взгляде на его будущую жену она улыбнулась: на эту крестьянскую девушку у нее имелись виды, и она надеялась, что та ее не подведет.

Паулина даже не заметила этого взгляда, полного злого умысла. С тех пор как она узнала, что вся семья Альтамира тоже едет на Кубу, ее счастью не было предела. Одиночество и беззащитность больше ее не беспокоили. У нее начиналась новая жизнь – и Альтамира будут рядом. Все складывалось так хорошо, что даже пугало. Лишь одно тяготило ее душу: Нана. Со своей собакой Паулине было расставаться куда тяжелее, чем – да простит ее Господь – с родными.

Проститься с доктором и супругой главного благодетеля пришел весь городишко. Среди собравшихся в толпе выделялась круглая широкополая шляпа отца Гало и дорогие одежды алькальда[10]. Благословив дилижанс с впряженными в него лошадьми, дон Гало прочитал молитву на дальнюю дорогу. Кучера разместили жестяные сундуки с чемоданами на багажной полке на крыше дилижанса. Вздохнув, донья Ана посмотрела на своих соседей, в последний раз обвела взглядом площадь и стала подниматься в дилижанс.

Вдруг, укутанная в плед и вся запыхавшаяся, со старым мешком в руке появилась Баси.

– А ты куда собралась? – спросила ее Фрисия, когда та подошла ближе. Щеки ее горели, изо рта вырывался пар.