– У нас, малыш, свои источники. Ну что, набедокурили вы с товарищем?

– Мы не делали ничего. Вы, вообще, были у него дома? Я вспомнил, он должен был оставить записку, в которой разоблачает всех участников шайки, перед уходом. Вы нашли ее?

– А, ту, что ли? – мент зевнул. – Мы проверили – ложный источник. Ничего подобного там нет.

– Да Вы шутите, что ли? – Макс замолчал на какое-то время и впал в ступор.

– Ну что, молодой человек, если информация о вас подтвердится, вам грозят серьезные неприятности, – прервал тишину мент.

– Что-то мне не понятно. Ниче не вяжется. Вы пришли задать вопросы о Женьке, а начали обвинять меня в чем-то вместо того, чтоб ловить реальных преступников. Ведь я единственный свидетель. Я их видел и могу указать на них! Но Вам это неинтересно. Вы как милиционер должны хвататься за любую зацепку и рассматривать дело с разных сторон. А Вы зачем-то хотите обвинить во всем меня. Хотя я тут валяюсь весь зашитый-перешитый, с разбитой башкой, и знаю ТО, что действительно помогло бы делу, помогло бы поймать этих ублюдков!

– Полегче, пацан, без ругани! Умный какой нашелся! Мне не нужны тут твои разглагольствования! Ты здесь не в игрушки играешь!

– Блин, – Макс побледнел. – Я понял.

– Что ты сказал? – мент угрожающе воззрился на него. – Что ты там понял?

– Вы же ИХ прикрываете. Все ясно! Но зачем? Это же нелюди, они должны ответить!

Мент нагнулся над Максом и прошептал сквозь зубы:

– Слышь, щенок, не умничай. Это не твое дело, ты понял? Ты НИЧЕГО не знаешь и заткни свою глотку до конца дней своих, иначе они наступят раньше, чем ты думаешь. Я упеку тебя за наркоту, мне навесить на тебя дело – как два пальца, понял? Лучше молчи и делай вид, что ничего не произошло.

Макс почувствовал дрожь во всем теле. Он потупил взор, не выдержав устрашающего взгляда, и проговорил:

– Понял. Но зачем? Нафиг их прикрывать?

– Помнишь Борзого, а?– прошептал мент.

Макс дернулся всем телом и насторожился.

–Знаешь его, ведь так?… Это мой сын!

Макс поднял голову, искривился в лице, помолчал и вдруг выплюнул:

– Надо лучше воспитывать!

– Что ты сказал? – мент схватил его за рукав. – Повтори, щенок!

–Я говорю, воспитывать надо лучше, чтоб ублюдки такие не вырастали! – прорычал Макс, уставившись ему прямо в глаза и лопаясь от злости. Страх почему-то прошел. Вместо него возникла ярость, тупая, непреодолимая, такая, при которой уже не заботит о том, что будет дальше, пусть даже вопрос касается жизни и смерти. Главное – выплеснуть все, что клокочет внутри, пока это не разорвало тебя самого.

Мент отпустил Макса, на какое-то время задержавшись на нем взглядом, потом злобно прорычал:

– Ну, смотри. В общем, я тебя предупредил.

И с этими словами вышел вон, демонстративно хлопнув дверью.

Макс медленно опустил голову на подушку и уставился в потолок. Так, в полной тишине, он пролежал минут пять. И вдруг слезы брызнули из его глаз. Он повернулся на живот, скомкал одеяло и затрясся всем телом в бешеном рыдании. И никого не было рядом, чтоб разделить с ним его боль и страх.

. . .

Прошло какое-то время с того трагического момента. Наконец он нашел в себе силы увидеть могилу Женьки. Это всегда поначалу бывает тяжело.

Первую неделю Максу еще казалось, что все это бред, какой-то глупый дурной сон, что вот-вот откроется дверь, и войдет Женька, живой и невредимый. Ему даже несколько раз казалось на улице, что он видел его, что тот мельком проскакивал за угол или заходил в магазин. Но тут же Макс вспоминал, что Женька больше никогда не сможет ходить.

Макс просто не мог поверить, что того уже нет. Он даже не мог представить, что такое возможно: был человек, только вчера с ним разговаривал, а сегодня уже исчез, канул в небытие, лежит где-то трупом, безжизненным телом. Вроде бы все тот же Женька, руки-ноги на месте, голова – тоже, ан нет! Чего-то не хватает – того, что заставляло бы его двигаться, говорить, чувствовать… Смеяться, плакать… Лежит, не дышит. И ничто не в силах вернуть ему его прежнее состояние.