– Да, святой отец.
– Рассказывал ли он на них о Мартине Лютере, о его последователях и их учении?
– Да, святой отец.
– Называл ли он их еретиками?
– Нет, святой отец.
– А предлагал ли он принять лютеранскую веру?
Мария посмотрела на отца Иеремию, и лицо её дрогнуло. Она задержала свой взгляд на измождённом священнике, а затем произнесла совершенно спокойно:
– Да, святой отец. Отец Иеремия называл Мартина Лютера святым мучеником и говорил, что ещё настанет время, когда весь мир будет следовать его учению, а старая церковь признает свою ошибку или падёт.
Аббат Николаус опёрся локтями на стол и скрестил пальцы. Фома быстро взглянул на него и снова обратился к женщине.
– Когда же он говорил такое?
– В это воскресенье. И до этого тоже.
– Другие прихожане могут подтвердить твои слова?
– Мои муж, брат и дети ходят в церковь вместе со мной. Они скажут то же, что и я.
– Хорошо. Уведите её.
Марию под руки вывели из зала, а инквизитор с явным пренебрежением повернул голову к отцу Иеремии. Настоятель, до этого отвечавший с лёгкой улыбкой, посерел, как подол собственной рясы.
– Отец Иеремия, признаёшь ли ты, что распространял в своей церкви ересь и призывал прихожан отринуть истинную веру?
Иеремия долго молчал, а потом едва заметно кивнул. Он перекрестился, бесшумно шевеля губами, сглотнул и поднял глаза на инквизитора.
– Да, признаю. Я хотел, чтобы моя паства обратилась в лютеранство. А потом вслед за нами учение отца Мартина приняли бы в других городах княжества и по всей Империи, – его голос огрубел.
– Отец Иеремия признался в своём грехе перед церковью и Господом! – на весь зал прокричал Фома, оборачиваясь к священникам и тыча пальцем в обвиняемого. Святые отцы не отрывали глаз от пола. – Отец Иеремия, готов ли ты отречься от ереси, которую впустил в свою душу? Помни: Господь милостив, Он прощает тех, кто раскаялся в своих грехах, и так же милостива инквизиция.
Иеремия перевёл взгляд на аббата и горько усмехнулся.
– Нет. В учении Лютера я узрел истину и до сих пор не нашёл причин усомниться в ней.
Аббат Николаус едва удержался, чтобы не открыть рот. Фома облизнул высохшие от долгой беседы губы. Глаза его забегали по залу.
– В таком случае инквизиция тут уже бессильна. Ваше Святейшество, я передаю этого упорствующего еретика в руки княжеского суда.
Отец Фома сел на своё место и довольно выдохнул, поправляя рясу, а архиепископ Иоанн поднялся, опершись руками на стол. Он встретился взглядом с отцом Иеремией, но тут же опустил глаза. Прокашлявшись, Иоанн заговорил:
– За свои грехи отец Иеремия будет предан анафеме15. Он будет изгнан из города и проведёт остаток жизни в молитве и одиночестве, чтобы когда-нибудь, если он того захочет, конечно… спасти свою душу от адского пламени. Служителей церкви Распятия я прошу сегодня же созвать собор и выбрать нового настоятеля.
– И? – выжидающе спросил Фома.
Архиепископ посмотрел на него с недоумением, близким к возмущению.
– Отец Иеремия – не просто еретик, – инквизитор в новом приступе уверенности поднялся со своего места. – Он пользуется уважением у паствы. Люди слушают его и доверяют ему. Простого изгнания будет недостаточно.
Позади Адальберта поднялся гулкий шёпот. Иоанн сощурил глаза.
– Ты думаешь…
– Костёр, Ваше Святейшество. Иначе всё это никогда не кончится. Жители города так и останутся во тьме ереси. Только огонь очистит их души от сомнений.
Иоанн тихо вздохнул. Адальберт почти привстал со стула и следил за каждым движением сановника. В мыслях у архиепископа явно происходила борьба, но, стоило ему лишь на секунду прикрыть глаза, и он вновь совладал с собой.