Был ещё Роберт. Как-то Адальберт, гуляя с кузеном по внутреннему дворику, попытался поделиться с ним волнениями своей души.

– Чёрт возьми, ты и правда обо всём этом думаешь? – сказал в ответ Роберт. – Да уж, не позавидуешь… У меня-то всё просто: нет родителей – нет проблем, – кузен пожал плечами и обрывисто засмеялся, стараясь не смотреть графу в глаза.

У Адальберта всё сжалось внутри от этих слов и этого смеха. Он серьёзно решил поговорить об отце с Робертом?

– Прости, Роб, прости, – сдавленным голосом ответил Адальберт.

– Да ладно, это я так… Слушай, насчёт…

– Я помню о своём обещании. Я спрашивал о Вильгельме фон Веллене в каждом городе, каждой деревне, где только был, но… – он поджал губы. – Ничего. Мне жаль, Роб.

Взгляд кузена был прикован к земле. Он нахмурил брови и оттого стал чем-то похож на своего дядю.

– Да нет, я сам виноват. И на что я надеялся? Всё было понятно с самого начала. Что ещё может случиться с человеком на войне…

Адальберт легонько коснулся плечом плеча Роберта.

– По крайней мере, мы ещё есть друг у друга.

Кузен лишь дёрнул уголком губ.

После этого разговора на душе стало ещё беспокойнее. Адальберт пробовал говорить со своим капелланом и верным учителем, но отец Филипп отвечал то же, что он отвечал всегда: поможет молитва. Должна была помочь.

В одном капеллан был прав: нужно было срочно чем-то занять себя, отвлечься от тревожных мыслей. Не молитвой, так чем угодно другим.

Адальберт занялся перестройкой замка. Ещё в Италии он заметил, какими величественными и в то же время изящными могут быть замки, если вложить в их постройку какое-то особое состояние души. Веллен после итальянских «кастелло» казался совсем простым, громоздким и неповоротливым. А так хотелось, чтобы уже издалека замок говорил об утончённом вкусе своего хозяина.

Отец был осторожным и даже пугливым человеком, но это позволило скопить достаточное состояние, чтобы Адальберт первое время не беспокоился о деньгах. Новый граф нанял рабочих и пересказал им то, что увидел в Италии. Здесь, однако, ему пришлось столкнуться с первой преградой: мастер-строитель сказал, что, чтобы претворить в жизнь все желания графа, придётся разрушить старые стены и возвести новые. Это заняло бы непозволительно много времени, часть из которого графу со всеми жителями пришлось бы провести где-то вне замка. Решено было не трогать стены и вместо этого заняться внутренним убранством Веллена. Вскоре на стенах большого зала появились красочные сюжеты старинных легенд, коридоры наполнились находками графа из Италии, а во внутреннем дворике стараниями садовника вырос сад с живой изгородью из туи, розовыми гроздьями вереска, расползающейся во все стороны стефанандрой и прочими цветами, имена которых Адальберт даже не знал… После скромного и строгого сада, который держал отец – всего несколько ровно постриженных кустов и деревьев, – новый сад был не просто пышнее и ярче. Он поражал своими причудливыми, кривыми, волнистыми формами, будто бросая вызов самой природе в их разнообразии. Когда Адальберт впервые увидел готовую композицию сада, то сразу понял, что будет находить здесь успокоение для души в часы тяжёлых раздумий.

Преобразился замок и снаружи. Веллен, от которого в былые времена веяло страхом, теперь словно очистился. Тяжёлые мрачные стены побелели; зияющие в них трещины – напоминание о жестоких временах до земского мира12 – исчезли. Любой въезжавший сюда мог наблюдать мощь пережитых замком веков, не задумываясь о разрушительной силе времени. Вместе с новым хозяином омолодился и замок.

Одно не давало Адальберту покоя. Старый сенешал Генрих совсем не справлялся: путал цифры, ошибался в расчётах, засыпал посреди дня, чем только мешал строительству. Генрих был стар и жил в замке, сколько Адальберт себя помнил; покойный отец мог сказать о сенешале то же самое. Неудивительно, что теперь старику давно был положен отдых. С тяжёлым сердцем в один из дней граф велел Генриху покинуть замок. Чуть спокойнее становилось от мысли, что у сенешала была внучка, которая жила в соседней деревне и готова была приютить старика у себя. На место Генриха Адальберт взял его внука Людвига. Это был человек, обладавший заметными управленческими способностями и давно уже проявлявший интерес к делу своего дедушки. Людвиг был чуть старше самого графа, вечно щурил свои лисьи глаза и имел маленький, тонкий нос и аккуратный рот.