– Роберт тоже всё время проигрывает, – улыбнулся Адальберт. – И тоже делает это очень громко.

Луиза лишь неодобрительно покачала головой. К ним порхающей походкой возвращалась графиня. Это была красивая молодая женщина, которая вполне могла бы сойти за старшую сестру Луизы, если бы они были хоть сколько-нибудь похожи. У графини были светлые волосы пшеничного оттенка, немного жидкие, но собранные в аккуратные косы. Она была почти того же роста, что муж, и очень стройна для матери двух сыновей, а её длинная шея, которую она к тому же старательно вытягивала для пущей грации, делала её совсем похожей на осину.

– Граф Адальберт, – поклонилась графиня, – мой муж с сыновьями собираются на охоту перед ужином, так сказать, нагулять аппетит. Не хотите составить им компанию?

– Благодарю, миледи, но, если честно, я предпочёл бы отдохнуть с дороги, да и не хочу лишний раз загонять коня.

Графиня не уходила. Она перевела взгляд с лица Адальберта на его ноги, потом остановила взгляд на падчерице. Её рот скривился от едва сдерживаемого недовольства, однако она склонила голову и заставила себя ласково улыбнуться.

– Как пожелаете. Если Вы предпочитаете оставаться среди женщин да слуг – дело Ваше. Но если передумаете, граф будет ждать Вас. Он был так счастлив принять Вас у себя… Очень ценно в наше время иметь настоящих друзей.

Графиня откланялась и, резко развернувшись, ушла прочь. Адальберт почувствовал, что даже от этого короткого разговора внутри всё потяжелело. «Странно, неужели графиня всегда была такой неприятной, а я просто не замечал этого?», – подумал молодой граф и посмотрел на Луизу. Её плечи осунулись, глаза бесцельно смотрели вдаль, а полотенце сползло с колен. «Нелегко, наверное, жить с такой мачехой, – подумал Адальберт. – Но могу ли я как-то помочь ей?».

1532 год. Адальберту 17 лет.

Поначалу странно и непривычно было идти по коридорам, ощущая себя хозяином. Ещё недавно Адальберт был здесь лишь «юным графом», а управлял всем отец, и можно было не беспокоиться: что бы ни случилось, граф Рудольф уже знал, что делать дальше. Но вот Адальберт шёл по галерее с портретами или спускался по винтовой лестнице, и теперь он был графом фон Веллен. Теперь он всегда должен был знать, как поступить, и, если что-то пойдёт не так, виноват тоже будет он.

Новая жизнь изматывала. Нужно было постоянно держать в голове множество вещей: от того, что подать на ужин, до того, что происходило в соседних княжествах и чем это могло грозить Триру. И, хотя слуги всегда помогали своему лорду, Адальберт засыпал и просыпался с мыслью о том, что теперь от его решений зависит не только собственная судьба, но и судьба каждого, кто живёт в замке. Эта мысль тяготила – Адальберт знал наверняка, что может оступиться, и сам ни за что бы не стал себе доверять. Однако отец Филипп всегда говорил: «Господь уготовил каждому ровно столько испытаний, сколько человек может вынести».

По крайней мере, над Адальбертом больше не нависала фигура отца. Первое время после его смерти молодой граф разрывался от кипучей смеси горечи утраты и… облегчения? Это странно, так не должно было быть, но без отца в замке стало как будто легче дышать. Не нужно было прислушиваться к шагам в коридоре – слишком тихим или, наоборот, угрожающе тяжёлым, – не нужно было гадать, в каком настроении проснётся отец и как ответит на простую любезность. Адальберт прятался от обрушившихся чувств за усердной молитвой, но даже там его не отпускала мысль о том, что смерть родного отца приносит ему радость.

Тёмный омут мыслей и сомнений всё сильнее утягивал графа в свою пучину, и Адальберт понял, что больше не может делать вид, будто всё осталось по-прежнему. Нужно было доверить кому-то свои тревоги. Но кому? Мать всегда могла выслушать и ободрить одним только любящим взглядом… Адальберт с новой силой ощутил тяжесть её утраты: всегда тихая, почти незаметная графиня Анна на самом деле спасала семью от душевного холода.