Один из гостей, знатный мужчина средних лет, пристально наблюдал за Адальбертом. Юноша чувствовал на себе неотрывный взгляд чужих глаз, но был слишком поглощён предстоящей беседой с архиепископом, чтобы отвлекаться на пустые разговоры. Он сидел, сжимая кулаки на коленях, и смотрел прямо перед собой. Наконец, незнакомец сам подошёл к Адальберту, и тот узнал в нём графа фон Танштайн, давнего друга семьи: широкоплечий, невероятно высокий, с медвежьим лицом, покрытым густой тёмной бородой.

– Если мне не изменяет память, – расплываясь в улыбке, начал граф, – передо мной Адальберт фон Веллен.

– Здравствуйте, граф Фридрих, – кивнул Адальберт.

– Надо же, уже совсем мужчина! Где светлые кудри, где пухлые щёчки? – раскатисто рассмеялся Фридрих, изучая приятеля. – Только глаза… как были два огромных сапфира, так и остались. Какими судьбами в Трире?

– Вступаю в наследство.

– Неужели? О, Рудольф… Царство ему небесное. А что Анна?

– Тоже.

Граф фон Танштайн покачал головой.

– Ну, не унывай, сынок. Если хочешь, обратно поедем вместе, а заночуешь у меня в замке.

– Спасибо, граф Фридрих, я с радостью, – улыбнулся Адальберт.

Граф фон Танштайн был первым, кто после смерти отца не требовал от Адальберта стойкости и принятия каких-либо решений, а проявил обычную заботу, и за это Адальберт готов был расцеловать старого знакомого. Уж сколько лет они не виделись, а теперь Фридрих казался чуть ли не родным.

Отобедал Адальберт тоже у архиепископа, но сидел слишком далеко от него, чтобы завести беседу или хотя бы обратить на себя его внимание. Когда во дворце никого не осталось, Адальберт в упор посмотрел на слугу архиепископа, и тот, закатив глаза, поднялся в личные покои хозяина. Вскоре он вернулся и позвал Адальберта за собой.

Архиепископ Иоанн оказался немногим старше отца Адальберта, хотя голова его уже полностью покрылась благородной сединой, такой, какая бывает только у людей, не знавших бедности. Несмотря на множество мелких морщинок, лицо архиепископа казалось мягким. А может, дело было в лёгкой холодной улыбке.

Иоанн стоял около своего трона и постукивал пальцами по спинке, что добавляло несвойственную его чину суетливость. Наверное, он уже собирался отправляться ко сну, когда его оповестили о ещё одном просителе. Адальберта он сверил пронизывающим, но не злобным взглядом.

– Да упокоит Господь душу графа Рудольфа, – перекрестился архиепископ. – Когда я был в замке, ты путешествовал, верно?

– Всё так, Ваше Святейшество. Как только я вернулся, я сразу отправился к Вам. Мой отец верно служил архиепископу Ричарду, теперь я готов так же преданно служить Вам.

Архиепископ отрешённо кивнул.

– Где именно ты был?

– В Италии. Болонья, Рим, Венеция…

– Хорошо. Это хорошо…

Архиепископ замолк и о чём-то задумался. Адальберт переминался с пятки на носок. Он не понимал, уходить ему или оставаться. Когда молчание совсем затянулось, Адальберт тихо окликнул Иоанна:

– Владыка?

– Я уже отпустил своего секретаря. Приходи завтра. Только на этот раз не так поздно.

Когда Адальберт вышел из покоев архиепископа, он едва сдержался, чтобы не выругаться. Иоанн так пренебрежительно с ним обошёлся: называл на «ты», не слушал и вообще делал вид, что графа не было в комнате… будто даже за человека его не считал. И почему? Лишь потому, что счёл Адальберта слишком молодым для серьёзных бесед. Как будто он сам никогда не был молод! Хотя иногда сановники производили именно такое впечатление: что они родились уже морщинистыми и горбатыми.

К удивлению Адальберта, когда на следующий день он пришёл в архиепископский дворец, его сразу провели к владыке, и задолго до полудня граф уже был свободен. Фридрих фон Танштайн ждал Адальберта у городских ворот. Вместе они направились к замку фон Танштайн. Он располагался совсем не по пути к Веллену, но возможность перевести дух перед возвращением домой слишком прельщала молодого графа, чтобы от неё отказаться. Здесь он был гостем, и не ему нужно было хлопотать о том, какие напитки подать к столу и как всех рассадить, чтобы никого не обидеть.