– Начни с хорошей. Плохих новостей я сегодня по телевизору наслушалась.

Дима взял нож и начал резать хлеб. Занялся он этим специально, чтобы не видеть Таниного взгляда. Так врать было проще:

– Мне предлагают на недельку съездить в заводской профилакторий. Подлечиться. – Дима сложил нарезанные ломти на тарелку и сел. – Что ты по этому поводу скажешь?

– Это же здорово! – Обрадовалась жена. – А ты говорил у вас директор – дерьмо.

– Ошибочка вышла. Виноват исправлюсь. – Дима отправил в рот ложку щей и поперхнулся: крепки куриный бульон, покрытый янтарными каплями жира, обжег небо, язык и, раскаленными углями провалился в желудок. – Горячий!

– Бог наказал. Так тебе и надо. Не будешь о людях плохо говорить.

– Теперь не буду. Вообще говорить не буду: язык обжег.

– Ничего. Я тебя немого любить буду больше. Но сначала скажи плохую новость.

– Нельзя тебе здесь одной оставаться. – Дима замешкался, придумывая как бы помягче пересказать сегодняшнюю встречу с Шахом и его командой. Но изобретать ничего не пришлось.

– А я и не останусь. Я пока к родителям переберусь. И на работу ходить от них ближе, и Ленка под приглядом. Авось за неделю с мамой не передеремся.

– Танька, ты у меня не только самая красивая, но и самая умная. Как все быстро решила. – Дима искренне радовался, что все проблемы так просто утряслись.

– Про “умную” я тоже на тебе напишу. На спине. А то у мужиков память короткая, что сегодня сказал – все завтра забудешь.

– Ни-ког-да! – Громко по слогам продекламировал Дима.

– И чего это ты раскричался? Лучше объясни подробнее: с какого числа у тебя заезд в профилакторий, когда собираться будешь?

– С сегодняшнего. – Продолжая улыбаться, соврал Дима. – В восемь вечера автобус уходит от проходной.

– Чего, дурачок улыбается? Обрадовался, что от жены на неделю сбежал? Да? – Таня, видно немного расстроилась из-за скоропалительного отъезда мужа, но быстро взяла себя в руки. – Давай, доедай быстренько, да нужно собираться. И тебе вещи в дорогу сложить и мне тряпки собрать, чтобы сюда на неделе не возвращаться.

В маленькой комнате Шварца всей компании было тесновато. Кровать занимала почти половину помещения. Тумбочка с двухкассетным магнитофоном и стул с “отстегивающейся” ножкой дополняли убогий интерьер. Собраться у Шварца решили по той простой причине, что его предок постоянно торчал в гараже. Мать Славика умерла лет пять назад. Больше в доме никто не жил. А значит, можно было спокойно все обсудить без свидетелей.

Шах, оседлав повернутый спинкой вперед стул, изучал свою команду. Шварц, Шестерка и Гиря сидели на кровати напротив него. Над головой Шварц поблескивал большой красочный плакат со Шварцнеггером в роли Терминатора.

– Да, пацаны. Я уже начинаю думать, что вас зря с нар сняли. Не по плечу вам серьезное дело.

– Ладно, тебе, Шах. Прокололись, с кем не бывает. – Начал оправдываться Гиря. – Больше, на х.., не повторится. Все будет тип-топ.

– Гиря прав. – Прыщавый Шварц на фоне глянцевого Терминатора смотрелся просто пародийно. Шах против воли улыбнулся. Славик, заметив улыбку, приободрился. – Мы же его почти достали. Если бы не мент, он бы у нас асфальт жрал, как бутерброды с сыром.

– Это не мент был. – Негромко поправил приятеля Вася-Шестерка. – Следак из прокуратуры.

– Какая разница. Повезло придурку – и все тут. Ты не думай: мы, в натуре, больше не оплошаем.

– Я же говорю: все будет тип-топ. – Гиря потер здоровенной лапой свою маленькую башку.

– Не думай, говоришь? – Шах перестал улыбаться. – Если я не буду думать, вы завтра все на зоне окажитесь.

Троица опустила головы. Спорить с Шахом никто не решался. Закончив демонстрацию силы, Шах приступил к “раздаче слонов”. Пачка долларов, неожиданно, словно из воздуха возникшая в его руке, произвела на провинившихся неизгладимое впечатление.