- Папа! Что случилось? Что тебе сказал врач?
Отец молчит. Я знаю его слишком хорошо. Если ему нечего мне сказать, значит все очень плохо.
- Я сам себя сдал, верно, детка? – он пытается шутить.
- Папа… - по щекам катятся соленые слезы.
- Детка, Машунь, не плачь. Все не так плохо, - его хриплый слабый голос едва слышен в трубке. – Врач сказал, что для операции осталось очень мало времени.
- Сколько? – сердце сжимается в груди.
- Месяц – два. Три - это самое большее. Опухоль растет в просвет бронхов. Когда она начнет расти внутрь или наружу, черт поймет этих врачей, кх-кх, - кашель вновь прерывает его. - Тогда станет поздно.
- Держись, папа. Я найду деньги. Все будет хорошо, - говорю с уверенностью. И понимаю, что я в лепешку разобьюсь, но достану эти деньги.
- Не надо, - слабо возражает он. – Возвращайся домой. Я просто хочу побыть с тобой до… до конца, - он выдыхает последнее слово и замирает.
А я молчу, не в силах ответить, спазм сжимает гортань. А слезы нескончаемым потоком бегут по щекам.
- Я не отпущу тебя… - шепчу в ответ.
- Андрей Игоревич, вам давно пора спать! – гремит мне в ухо из телефона. – Быстро заканчивайте разговоры и в кровать.
- Прощай, Машуль. Доброй ночи, - проговаривает он скороговоркой и отключается.
- Пока, папуль… - шепчу в пустоту.
Очень осторожно откладываю телефон в сторону. И смотрю вперед, не видя ничего перед собой.
Месяц-два, месяц-два. И все!
Где мне достать такие огромные деньги за два месяца?
Может, банк ограбить?
Или обнести дом одного миллионера?
Мозг пытается шутить. Но я лишь грустно улыбаюсь в ответ.
Весь аванс я отложила на курс химиотерапии. Вот только это капля в море.
Папе нужны очень дорогие лекарства. Одна ампула почти десять тысяч рублей. На курс четырнадцать ампул.
Где мне взять такие деньги, я не представляю.
На ватных ногах добредаю до ванной и встаю под упругие струи горячей воды.
Сейчас мне нужны силы, чтобы обдумать все, что навалилось на меня.
Впитав в себя всю энергию падающей воды, я, наконец, выскальзываю из душевой и в одном полотенце выхожу в спальню.
- Я уже думала, ты там утонула, - на моей кровати устроилась Милана.
- Что тебе надо?
- Как грубо, - она морщится, но не уходит. – У Андрея все не очень хорошо…
Она лениво перебирает ухоженными пальчиками свои длинные волосы. А его острый словно кинжал взгляд вонзается в меня.
По моему лицу проходится судорога.
- Откуда ты…
- Неважно, - она резко обрывает меня. – Важно то, что у тебя просто-напросто нет таких денег.
Судорожно сжимаю мокрое полотенце на груди.
- Даже если ты продашь вашу холупу на окраине, тебе не хватит даже на наркоз, - она улыбается одними уголками.
- Убирайся, - шепотом отвечаю ей.
- Мария, - она повышает голос, а ее глаза темнеют. – Я бы на твоем месте так со мной не разговаривала.
- Зачем ты пришла? Издеваться надо мной?
- Нет, дорогая, - ее ярко-алые губы расползаются в самодовольной улыбке. – Я пришла предложить тебе выход.
Выход?
Сердце замирает в груди. Робкая надежда поднимает голову.
Она даст денег! Она все-таки даст нам денег.
Я уже собираюсь броситься ей на шею и расцеловать! Я готова простить ей все, ее характер, ее уход, ее…
- Ты должна стать любовницей Марата Азатовича.
Ее слова оглушают меня. Сердце болезненно сжимается. Следом меня начинает подтрясывать.
Делаю шаг назад и прижимаюсь к дверному косяку.
- Что? – беззвучно шепчу я.
Я смотрю расширенными от ужаса глазами на эту женщину.
Она все так же сидит на моей кровати и с интересом разглядывает свой маникюр.
- Чего-то подобного я от тебя и ждала, - говорит она скучающим тоном.
- Что?
- Маша, не будь дурой! – резко бросает она.