— Всем хуже, ты совершенно не годишься на роль матери, — отвечаю предельно честно. — К тому же мне нужна женщина с определенной внешностью.

На секунду задумываюсь, и перед мысленным взором встает задорная девчонка с янтарно-рыжими волосами и оленьими карими глазами. Вся моя жизнь будто бы поделена на две части: «до» и «после» нее.

— Ты все еще помнишь ее? — охает Машка. Подходит ближе, кладет руки на плечи и неотрывно смотрит в глаза. — Она предала тебя, бросила, помнишь?

Сбрасываю с себя ее руки с такой злобой, что Машка, покачнувшись, едва не падает. Ненавижу себя за эту мимолетную слабость. Я не должен гадать, как могло бы быть, если…

— Мы договорились никогда не вспоминать об этом! — голос мой срывается на крик. В такой ярости я не бывал давно. — Одевайся и вали из моего дома!

— Прости, — примирительно шепчет Машка. Пытается задобрить лучезарной улыбкой, обнимает за шею и прижимает к груди. — Я не хотела вспоминать. И да, мы сразу договорились, что будем только любовниками. Но ведь я бросила ради тебя мужа.

— И двоих детей, — напоминаю я. — Но все это не ради меня. Маш, ты сбежала от семейных проблем до того, как узнала, что я снова в городе. Прекрати корчить из себя жертву, ладно? Лучше отправляйся в салон и сотри к чертям этот красный лак. Обстриги ногти и… не смей больше ложиться в постель в обуви! Мне это осточертело!

— Ты, правда, хочешь, чтобы я ушла?

— Да! И, знаешь, не приезжай сегодня, пропустим эту встречу — у меня совершенно пропало настроение.

Одевается в ванной, подвывая достаточно громко, чтобы я слышал. Но меня давно это не трогает. Кажется, я вообще утратил способность хоть что-то чувствовать.

Только когда Машка уходит, хлопнув напоследок дверью, поднимаюсь с кресла и, прихрамывая, направляюсь к телефону. Да, ребенок, это как раз то, что мне нужно. Наследник спасет от одиночества и дурных привычек. Алкоголь и секс больше не доставляют мне ни удовольствия, ни радости. Даже в больших количествах. Наверное, пора пересмотреть ориентиры.

И отпустить прошлое.

2. Глава 2

Ольга

Я-то наивно полагала, что все дерьмо и мерзость остались в прошлом, в моём безрадостном детстве. Но нет… Во взрослой жизни мерзости оказалось куда больше.

Кредиторы осадили квартиру мамы, и ей все же пришлось переехать ко мне. В съемной однушке не так много места, но зажили мы дружно. Вот только коллекторы напоминали о себе чуть не каждый день. Пришлось отдать все накопления, но и этого им показалось мало.

— Оленька, они хотят, чтобы я взяла кредит!

Таким известием встречает меня мама после работы. От прежней Катерины Игнатовой, какой я привыкла ее видеть, осталась лишь тень. Мама стала похожа на призрак: исхудала, побледнела, перестала красить лицо и волосы. Худенькая, как и я, от природы, сейчас она похожа на дрожащего воробышка.

— Какой кредит, мама?.. — устало вздыхаю я.

Скидываю туфли, босая, шлепаю в ванную, чтобы помыть руки. Включаю посильнее воду, чтобы ее шум погасил горестный вздох.

— Чем мы будем платить, мам? — интересуюсь устало. — Мне остается только продать почку.

Я получаю неплохую зарплату в туристической конторе, но все уходит на жилье и еду. Та сумма, которую хотят взять с нас кредиторы отчима, для меня неподъемна.

— Я устроюсь работать, — обещает мама, — хоть дворником.

Смотрю на ее тоненькую фигурку и слабые руки, на длинные, чуть тронутые сединой рыжие волосы. Такая усталая и потерянная. А ведь ей нет и пятидесяти. За время сытой жизни с отчимом она разучилась работать, да никогда и не стремилась к этому. Мама как большой ребенок, внезапно выброшенный в жестокий мир взрослых. Совершенно не готовый к суровой реальности.