Киваю в ответ, улыбаюсь и делаю вид, будто ужасно занята обрезкой роз.

Привыкнуть…

К нему действительно легко привыкнуть. А вот забыть невозможно. Хватило одной встречи, чтобы понять, что так тщательно скрываемые чувства никуда не исчезли. Напротив, усилились многократно. Меня все еще тянет к нему. Возможно, сильнее, чем прежде.

И это несмотря на то, что сейчас Симон еще более недоступен, чем прежде.

После работы возвращаюсь в поселок и застаю маму в полной меланхолии. Помешивая что-то бурлящее в кастрюле, она смотрит за окно, но, кажется, пребывает в совершенно иной реальности.

— Мама, ты забыла запереть дверь! — произношу с легким укором.

Она не слышит и продолжает смотреть за окно остекленевшими глазами.

Бросаюсь спасать: ее, а заодно и ужин. Видимо, мама собиралась сварить макароны, а вместо этого зажарила их. Промываю то, что удается спасти. Кастрюлю ставлю в рукомойник и заливаю водой.

— Дочка, знаешь что?.. — наконец отмирает мама.

— Ну?.. — интересуюсь и заранее предвижу нечто недоброе.

Мама складывает ручки на груди и, отрывая взгляд от окна, поворачивается в мою сторону. Хлопает глазами, будто только что проснулась:

— Ну ее, эту железу. Не надо мне никаких пересадок и дорогих операций. Проживу, сколько отведено, и перестану тебя мучить. С этими вечными переездами, жалобами и слезами.

Мгновенно забываю о голоде и пригоревшей кастрюле. Обнимаю маму и прячу лицо у нее на плече. Не хочу, чтобы видела, как дрожат мои губы.

— Все будет хорошо, — обещаю и глажу ее по спине. — Знаешь, возможно, нам все же удастся расплатиться с долгами и оплатить твою операцию. Так что выше нос, мама.

— А вот мне с тобой никогда не расплатиться… Я так виновата перед тобой. Если бы не Семен, у тебя было бы совсем другое детство. Может быть, бедное, зато более счастливое. Мне так хотелось найти идеального мужчину и создать идеальную семью — такую, как на картинке.

— Все в прошлом, мама, — произношу и чувствую, как предательски пощипывает в носу. — Ты дала мне такое детство, которое смогла. Я не в обиде. А теперь, хватит грустить, идем ужинать.

Открываю принесенную из магазина тушенку и заправляю ей переваренные макароны. Посыпаю зеленью и подаю на стол, сформировав нечто, похожее на торт. Не слишком аппетитный, но вполне съедобный.

— Как будто у меня именины, — хихикает мама. Вдруг делает серьезное лицо и спрашивает заговорщическим тоном: — Нашелся донор? Нам повезло?

Давлюсь макаронами и словами, которые ни за что не произнесу вслух. Мама не должна узнать, какой ценой может решиться проблема. Пусть этот груз ответственности висит камнем только на моей шее.

— Можно сказать и так, — произношу задумчиво. — Правда, этого донора сначала нужно проверить, вдруг у вас несовместимость?..

— Ну да, ну да, — живо соглашается мама. И, к моему счастью, обрывает этот неприятный разговор.

А спустя пять дней на мой телефон поступает вызов. Достаю сотовый из кармана, смотрю на номер и начинаю дрожать. Звонят из клиники.

— Инга, могу я отойти ненадолго? — умоляюще смотрю на старшего продавца.

Не могу же я обсуждать суррогатное материнство при клиентах. Получаю согласный кивок от Инги, и бегом мчусь в подсобку. Затаиваюсь между коробками с цветами и ежась от прохладного воздуха кондиционера, принимаю вызов.

— Ваша кандидатура одобрена! — радостно объявляет из трубки голос Анны Николаевны. — Наш клиент примет вас у себя дома, чтобы переговорить и обсудить все детали. Записывайте адрес.

Трясущимися руками царапаю адрес на клочке бумаги и, запрятав глубоко в карман, спешу обратно в салон. Возвращаюсь к работе, но мысленно готовлюсь к встрече. Что сказать будущим родителям? Интересно ли им вообще знать что-то обо мне?