– Мне кажется, там есть ещё один конь не местной породы. Видите, его круп возвышается над всеми? – ткнул он пальцем вперёд. – А Тор, явно ходил под седлом. Причём владелец берёг лошадь. Шерсть вытерта, но шкура хоть и с мозолями, но без раневых потёртостей. Я думаю, кто-то пригнал их сюда. Самим лошадям такой путь не пройти – сожрут волки, или переломают ноги на каменных кручах. Кроме того, он здесь уже давно, коль сумел завладеть всем табуном. Жеребцы местной породы очень агрессивны, просто так чужаку своих кобыл не отдадут. Вон на шее и груди уже давно зажившие раны от укусов, это результаты схваток за лидерство.

Царь похлопал животное по шее, сгрёб в кулак пучок гривы, растёр его в пальцах:

– Да, конь чёсан, волос гладок, недавно значит прошлись гребнем и скребком.

К вечеру табун удалось взять под контроль. Лошадей увели в лагерь, и стало ясно, что конь Птолемея, наряду с ещё одним жеребцом из числа оставленных в горах Па-и-мирха, находятся здесь минимум с лета: с десяток кобыл являлись беременными, причём две уже вскоре должны были ожеребиться. И, судя по защитной реакции Тора на приближение к ним кого-либо, именно он будущий отец.

Неделю заготовительные команды македонской армии скрытно рубили жерди, собирали по всей округе верёвки и плели всевозможные маты, обвязки и грузовые корзины, которые по ночам доставляли к подножью скалы. За это же время, действуя нарочито открыто, на противоположных от крепости склонах ущелий соорудили с десяток осадных катапульт, собрали переносные укрытия, лестницы и иные штурмовые приспособления. Под стрелами неприятеля отсыпали подъезд для штурмовых башен к единственной тропе, которая связывала цитадель с внешним миром. Уложили на крепостных склонах деревянные настилы и лестницы, чтобы иметь возможность быстро преодолеть открытое пространство до неприятельских стен. Одним словом, проявили максимум активности, дабы враг воочию убедился: армия готовится в лоб штурмовать Узундару через ущелья.

Когда накопленных материалов для прокладки верёвочных дорог с обратной стороны горы набралось достаточно, началась одна из крупнейших за всю историю восточного похода операций по дезинформации противника и введения его в заблуждение. А именно – демонстративный штурм крепости. Сотни камней и тысячи стрел полетели на осаждённых с двух сторон, а с третьей, скрытой от них неприступной скальной стеной, началась работа: за двое суток соорудили тропу, помосты и прокинули верёвки на две трети высоты горы. Оставшейся участок лишь разметили для креплений, так как вражеские наблюдатели уже могли заметить подготовку. Сами верёвки предстояло прокидывать скалолазам в процессе непосредственного подъёма в гору.

В ночь перед реальным штурмом Александр лично встретился с тремястами отобранными смельчаками и авансом выдал им обещанную плату. Таким образом, каждый солдат был награждён за будущий, и ещё несовершённый подвиг. Плата равнялась годовому жалованию, и все понимали, теперь у них всего два пути: вскарабкаться на вершину живыми или вернуться к подножью перемолотыми о камни телами.

Всю ночь осаждённых отвлекали закидыванием горящих смоляных ядер и подожжённых стрел. Царь не спал. Он то и дело выходил из палатки, устремляя свой взгляд на скалу: не виден ли сигнальный огонь близ её вершины, свидетельствующий об успешности его дерзкой затеи. И почти на рассвете, Александр всплеснул руками от радости, что как минимум половина солдат успешно взобралась на скалу.

– Вперёд! – скомандовал он

Под прикрытием деревянных защитных матов к крепостным стенам ринулись отряды педзетайров и гепаспистов. Залповыми пусками, на головы осаждённых обрушился ливень стрел и камней, а на вершине горы, в лучах восходящего солнца заблестели сотни начищенных шлемов. Лишь одна стрела прилетела оттуда вниз. Она упала рядом со ставкой самого Аримаза и была с длинной красной лентой, которая крепила к ней кусок папируса.