Если бы стратег не был давно знаком с командиром царской гвардии, в которую входили лучшее гетайры – элита элит, чьё место в боевых порядках всегда было справа от царя, то рассуждения его он бы воспринял как измену. Но Клит Чёрный славился своей прямотой и честностью, за что, вкупе с бесшабашной смелостью и яростью в бою, его многие боялись, а равные по храбрости и мужеству – искренне уважали. Из последних был и Птолемей. Немало видел он людей, все мысли которых выражались языком столь часто, что внешне, эти якобы правдорубы и бесхитростные простаки, казались смельчаками. Но говорить, всё, что думаешь, совсем не то же самое, что говорить осознанно и прежде хорошо подумав. У первых, связь между мыслю и словами напрямую, у вторых – меж них присутствует прокладка в виде интеллекта. Бесстрашно говорить лишь то, что думаешь на самом деле, заведомо осознавая тяжесть от последствий – вот истинная смелость и простата. А не задумываясь выгружать наружу всё содержимое головы – это не смелость, это глупость, и не простота, а примитивность. Клит Чёрный был умён, поэтому слова его всегда воспринимались серьёзно, они имели вес, и Александр прислушивался к другу. Тем более, не раз тот спасал главнокомандующего от неминуемой гибели. В битве при Гранике он буквально успел отрубить руку, уже опускавшую персидский шамир на голову царя.

– Кстати, месяц как я им назначен сатрапом Согдианы. Знаешь почему? – глаза Клита заблестели и в уголках рта возникла презрительная усмешка. – Чтобы избавиться и не слышать больше правды о себе. Через неделю он вознамерился пойти на завоевание Индии, оставив меня на этих задворках. Попутно планирует разгромить крепость у Согдийской скалы, о которой узнал из твоего письма. Царь одержим идеей уничтожить какие-то свитки, что хранит там безумный старик из Персеполя. Ты должен его помнить. Из-за него, тогда после пожара, устроили облаву по всему городу. Оказывается, он выжил и теперь в Согдиане, в крепости Узундара, прячет письмена, из-за которых и был весь сыр-бор с его розыском.

В это момент-то, акинак и напомнил о роковой дате, нестерпимой болью пронзив ладонь. То ли от неё, то ли от шокирующей информации, что царь прознал о втором экземпляре Авесты, ноги стали ватными, и Птолемей осел на пол. Держась левой рукой за кисть правой, он уставился на багровый вздувшийся шрам поперёк ладони.

Клит не видел этого, он отвернулся к столу и наливал в кружки вино, продолжая говорить:

– Что за очередное безумие он затеял?! Никто не понимает его действий и планов. Вокруг него теперь вьются толпы гадателей и самозванных оракулов. Их советы стали важнее мнения ближайших соратников.

Новый сатрап Согдианы повернулся и протянул кружку товарищу, который уже успел подняться и сесть на лавку.

– Поздравь меня. Я стал отцом, – не в тему, безжизненно вымолвил стратег, совсем не отдавая себе отчёта, как он сможет объяснить свою осведомлённость о рождении сына.

– Ха! Птолемей, тогда пора нам пир начать прямо сейчас! – загоготал товарищ.

Долго праздновать им не пришлось. Приехал царь, да и веселиться у стратега не получалось: полный раздрай в мыслях и дурнота в теле.

Как и описывал Клит, Александр действительно носил персидские шаровары, да и ещё нелепый цветастый тюрбан. Тем не менее он искренне обрадовался прибытию своего друга и по-простецки обнял его, нисколько не демонстрируя высокомерия.

– Как видишь, Птолемей, я следую твоему совету стать персом больше, чем сами персы! – Александр засмеялся, снимая тюрбан и неряшливо отбрасывая его в сторону. – Не всем, правда, по душе, но теперь, когда ты рядом, меня это меньше всего волнует. Садись, рассказывай!