Старейшины, все трое, вылупив глаза, стали похожи на разогретые чайники, вот-вот готовые закипеть. Разведчик чётко уловил, что задел их за живое:

– В роду у Мельхиоров не осталось тех, кого пуштунвали позволил бы карать смертью… даже за смерть! Поэтому прошу изменить бадал и вернуть ребёнка, пока он в Лангаре и, возможно, ещё ничего не понял. Кровная месть – свята, вина требует отмщения или компенсации, прошу прям сейчас и здесь, разрешить роду Фарухов получить достойную компенсацию вместо неправедного отмщения. Так, вы сохраните честь своего племени и добрые отношения с советскими властями.

Повисла пауза.

– Бача (мальчик) не шурави, – прервал её Абдулвали, – он был рождён в Лангаре, он афганец, и жил в Советах нелегально. Его увёз дядя – Али. Поэтому не притягивай сюда добрые отношения с шурави – никто не намерен на них покушаться. А что касается пуштунвали, то бача в безопасности и до шестнадцати лет ему ничего не угрожает…

– Я знаю, что такое твоя безопасность, – резко остановил его Кузнецов, чувствуя, как уже не может себя держать в руках. – Мать бачи, была гражданкой СССР, и он гражданин моей страны! А её, убил твой брат, и ты – это знаешь! Знаешь же? – Еле справившись с желанием ткнуть пуштуна кулаком в грудь, Сергей повернулся к подошедшим Колесникову и начальнику заставы, которые заметили перемену атмосферы беседы: – Нормально всё, политинформацию провожу, но держите ухо востро и не мешайте. Оставайтесь в стороне, – полковник налепил на себя улыбку и так повернулся к афганцам: – Я всё знаю и не хочу углубляться в причины возникновения конфликта. Я предлагаю его завершить на условиях, который удовлетворят всех. Для этого лишь нужно ваше согласие заменить отмщение на компенсацию.

– Тебе, значит, известно, кто убил моего брата? – пуштун по-прежнему оставался удивительно спокоен.

– Это была кровная месть. Его убила воля Али, исполненная посредством древнего заклятия огнепоклонников, – глядя ему в лицо, ответил Сергей.

«– Соглашайся на компенсацию – она будет достойной, не пожалеешь» – послышалось пуштуну и понимая, что шурави молчал, его спокойствие мгновенно пошатнулось. Он растерянно взглянул на аксакалов, словно пытаясь в них увидеть источник своих слуховых галлюцинаций. Но те были растеряны и вряд ли могли что-то сказать про то, какую компенсацию имеет в виду русский офицер.

– Это сделал дух Али? – пуштун с ухмылкой озвучил версию, которую вероятно ему уже кто-то предлагал, когда стало известно о смерти ваханца, случившейся ещё до гибели брата.

– Разве тебе, о правоверный мусульманин, неизвестно, что духи бесплотны и ничего не могут сами изменить в материальном мире? – также ухмыльнулся Кузнецов, уже почувствовав, что вроде взял ситуацию под контроль и теперь следует только довести её до нужного финала. – Они лишь могут свою волю навязать кому-то, – офицер сделал шаг к собеседнику и на ухо ему прошептал: – Наби заколола рука его близкого знакомого, – и отшагнув, добавил: – Очень близкого. Клянусь, я не лгу. Но это уже точно не дела шурави, это ваши внутренние дела. Соглашайся на компенсацию, она будет достойной, не пожалеешь.

– Ты прав, командон, – в конце концов, заговорил мулла, – пуштунвали не позволяет воздаяние за дела рода возлагать на детей, женщин, немощных и убогих. А если мужчина последний наследник, то до появления очередного, пролить его кровь, тоже нельзя. Но смерть требует отмщения, в противном случае позор, который хуже смерти и несмываем тоже. Оставь нас, дай одним обсудить, я позову тебя.

– Только сейчас и здесь. Откладывать и медлить – недопустимо. У вас скоро начало пятничного джума-намаза, у нас тоже полно неотложных дел, – с этим словами Кузнецов отошёл к реке.