– Пятьдесят… семьдесят… сто…

– Тащи Манькес! – приказал Сюня.

– Сам тащи! – набравшись храбрости, ответил я дядьке. Но он уже, кряхтя, стаскивал сапог.

Я привел корову. Цыган потребовал, чтобы я передал веревку ему из рук в руки.

– Такой у нас обычай! А ты не робей! Ты малец, с тебя и спроса нет… А про корову скажите, что сбежала…

И он повел Маньку через кладбище. И запел:

– Ой, мама, мама, мама!
Скажу тебе я прямо:
Любила раньше Яна,
Теперь люблю я Зяму.

Корова оглянулась и замычала удивленно. Ее рыжие бока расплывались в пелене подступивших слез.

– Что ты наделал! Маня! Манюня! – горько плакал я

– Штиль! – приказал Сюня. – Штиль швайген! Нихт вайн!..

Легко ему говорить: не плачь! А мне и Маньку жалко и страшно подумать, что с нами будет!


На пыльной витрине было написано одно слово: «Закрыто». Мы долго стучали, прежде чем загремели замки и из приоткрытой двери выглянуло лицо Карла Ивановича.

– Принес деньги? – удивился он, впуская нас в магазин. Я сразу кинулся к заветному футляру. Под крышкой все также тускло мерцала латунь телескопа. Карл Иванович бережно достал его.

– О, молодой тшеловек получайт уникум! Я говориль: это есть работ великий Иоханн Кеплер! Большой механик унд оптик! – Тут он заговорил шепотом. – Унд майстер астрология!.. Велики мистикер, он составляйт гороскоп для князей и император… Может быть, с этот телескоп…

Карл Иванович аккуратно сложил телескоп и треногу и закрыл футляр.

– Сохраняйт его! – сказал он. – Даст Гот, кончится этот война, я вернусь и буду выкупайт его!.. Это реликвий нашей фамилий. Да-да!..

Сюня отдал деньги, торопливо подхватил футляр и заторопился к выходу. Но не успел он ухватиться за ручку, как дверь загрохотала, заходила ходуном.

– Майн Гот! – схватился за голову Карл Иванович. – Это они!

– Кто? – испугались мы.

– Нехорош люди! Настоящий наци! Враги!

– Эй, Карл! – колотили в дверь. – Открывай!

Карл Иванович схватил большую кожаную сумку и выключил свет.

– Уходить надо! Шнеллер!

А колотили уже не только в дверь, но и в окно.

– От нас не спрячешься! – вопили на улице. – Отдавай трубу!

– Отдайте Карл Иванович! – Я готов был отдать и телескоп, и все наши деньги, лишь бы не слышать этого стука и этих воплей.

Дзинь! – разлетелось на кусочки оконное стекло.

– Мы тебя из-под земли достанем! – кричали за окном. – На ремни порежем!

Я им верил. И достанут, и порежут! И нас заодно с ним! Больше всего на свете мне хотелось сейчас очутиться за тридевять земель от этого страшного магазина.

– Идем! Идем! – дернул меня за рукав Карл Иванович.

Он тащил меня в темноте, а сзади мне в затылок подвывал окончательно спятивший Сюня. Да и кто тут не спятит! В дверь ломятся, окна, считай, нету, а под ногами какая-то лестница. И темнота чертова! Не хватает только ноги сломать!

Впереди что-то заскрипело, Карл Иванович остановился и загремел спичечным коробком. Огонек в его руке осветил низкий потолок и мокрые стены. Подвал!.. Вспыхнула еще одна спичка, и я увидел, что Карл Иванович тянется к железному ставню, запертому на засов.

– Зажигать спички! – приказал он мне. – Светить!

Я извел кучу спичек, пока ему удалось отодвинуть засов и открыть ставень. Ветер тут же задул чахлый огонек, но Карл Иванович уже пихал меня в маленькое окошко.

– Вылезать! И не делать шума!

Я кое-как протащил себя в окошко и полетел, сам не знаю куда. Но летел недолго и шмякнулся на землю. За мной протиснулся Сюня. Он больно ударил меня чем-то тяжелым. Телескоп, понял я. Молодец, не забыл!.. Последним выбрался Карл Иванович. Каким-то чудом ему удалось прикрыть за собой ставень. Дышал он, как наша Манька после хорошей пробежки.