А когда поднял голову, увидел, что прямо перед ним стоит человек, скорее не человек, а образ – святого, каких изображают на иконах. Благообразный старец с седой бородой смотрел на него сурово, но не осуждающе.

Андрей мотнул головой, чтобы освободиться от наваждения, но старец не исчез. Напротив, он подошёл к Андрею ближе:

– Не бойся меня, мил человек. Ты заблудился, а я эти места хорошо знаю. Пойдём со мной.

– Кто ты?

– Скажу. Потом.

Они шли по лесу. Если бы ему сказали, что он будет идти следом за непонятным старцем неизвестно куда, Андрей сказал бы: «Такого не может быть». Однако шёл, едва поспевая, перепрыгивая через поваленные мёртвые деревья, обходя колючий кустарник на прогалинах.

В том же дремучем лесу на большой поляне оказалось поселение – несколько срубов, почерневших от времени, некогда возделанные, а теперь заросшие поля. Андрей стоял, не веря глазам своим. Старец зашёл в один из домов, жестом приглашая Андрея.

В большой комнате старец помолился на иконы и жестом пригласил гостя за стол. На столе стояло угощение – что-то вроде пельменей, ягоды и глиняный кувшин.

– Садись, мил человек, откушай, чем бог послал. Когда человек сыт, он внимает лучше.

– Скажи мне, кто ты? Или у меня галлюцинации?

– Кушай. И слушай. Зовут меня Фёдор. Я тебе не кажусь, перекрестись, коли не веришь. Мы здесь давно живём. Ещё в 30-х годах, как начали раскулачивать – и тех, кто чужим трудом жил и таких, как наша семья – своим трудом к достатку пришедших, решили наши тятька с мамкой уйти из села. Ушли, а в другом селе ещё пуще кулака били. Порешили тогда они в лесу переждать. Вернулись в свой край, вырубили в лесу поляну, построили жильё, да и обжились заново. Дети росли, помогали. Поначалу сеяли пшеницу, растили картошку, кедр били, соболя, возили всё

в город продавать, одежду покупали. А после войны народу не стало. И у нас мор настал. Тятька с мамкой, братья померли, за ними их жёны. Молодые стали друг с другом жить. А от греха дети не родятся. Кто ушёл счастья искать, кто помер. Моя дочь тоже ушла, а вернулась – тяжёлая. Родила девочку и умерла. Шустрая девчонка получилась -

Пострелина. Ты её видел у себя во дворе. Только жить ей здесь нельзя, пропадёт она одна-то. Я уже стар, из родных больше никого не осталось. Ты, мил человек, поселился в нашем родовом доме. Селились там и раньше, только пугались проделок Пострелины, а ты – нет. Хочу тебя попросить – забери Пострелину – сможешь – в жёны, ей уже 18 лет, а нет, так удочери. Приданное за ней дам.

Андрей в течение этой спокойной размеренной речи пытался угоститься – пельмени из муки грубого помола с кедровой начинкой – настолько непривычная еда, что он деликатно отложил выструганную из дерева ложку, а потом и вовсе забыл о еде.

– Извините, Фёдор, я не готов к такому разговору. Мне до сих пор кажется, что я сплю или видения у меня.

– Ничего. Ты сейчас домой вернёшься, друга заберёшь, а назавтра проводишь его. А там и я к тебе приду за ответом.

В полуобморочном состоянии Андрей пришёл со старцем к дереву, где сладко спал Игорь.

– Дальше пойдёте по знакам, что вам Пострелина оставит. Сами к посёлку дорогу не ищите. Заблудитесь. Ваше счастье, что к болоту не вышли, а то б и не беседовали б мы с тобой. До завтрева, мил человек.

Игорь не хотел вставать, говорил, что никогда в жизни он так сладко не спал, а Андрей – вражина, не даёт ему покайфовать. Андрей буквально тащил его на себе, выглядывая в сумерках то сухую веточку в виде стрелы, то пучок травы, завязанный в узел.

Наутро, рассказав Игорю всё, что с ними произошло, не давая другу опомниться, Андрей отвёз его в районный центр на вокзал.