И я поняла, что это не глюк. Это точно Васька, прекрасно знающий литературу, обожающий историю и знающий её лучше меня, попутно изучающий юриспруденцию и готовящийся поступить в юридический институт.– Как ты сюда попал? – изумилась я.
– Через чёрный ход, – радостно сообщил Васька, – разве я мог пропустить такое историческое событие?
– Ты маме сказал, где ты? Они с бабушкой, наверное, с ума сходят!
– Они думают, что я у Петьки остался. Не волнуйтесь!
– Марш в фойе звонить маме! – рявкнула я. – Там телефоны.
Васька послушно метнулся из зала, вернувшись через пять минут.
А на сцене шло бурное продолжение моего выступления: один за одним выходили мужчины в тёмных костюмах и сообщали о прокуроре, теперь уже не было сомнений, о бывшем, всё новые и новые неприглядные факты. Здесь были и взятки за прекращение дел, и подаренная сверхдорогая машина, и длинный список много ещё чего. Через некоторое время выступления закончились.
Когда я вышла из зала, сразу увидела теперь уже опять не патрона, а мужчину располагающей наружности. Его глаза радостно сияли. Мы молча сердечно попрощались друг с другом.
А потом было голосование. Я уверена, вы не ошибётесь – депутатом стала Нина Павловна Воронцова.
Начался новый день. Васька проводил меня до дома. Мы так и шли втроём по пустынной улице: я, Васька и повторяющееся лицо на некотором расстоянии.
На следующий день по телевидению показали репортаж об историческом событии. Телеведущая в общем рассказала о произошедшем, затем показали кусочки видео разных выступлений, и только одно выступление было показано целиком. Да-да, вы правы – именно моё.
А события шли своим чередом. Я учила детей, повторяющееся лицо через неделю после выборов перестало за мной ходить и осталось в воспоминаниях. Папа Овчаренко продолжал цыганить по городам и весям. Младшую из трёх сестер бабушка, мать отца, забрала к себе на Урал. Старшая дочь через некоторое время исчезла, и её так и не нашли. Неля через пару лет вышла замуж, родила сына и уехала с мужем. Васька, извините, Василий поступил в юридический институт. А Софья Леонидовна Овчаренко вдруг обнаружилась на одной из высокопоставленных должностей.
Перестройка продолжалась.
Смурные были времена.
Пора, подернутая тиной.
Вдруг проявилась грязь со дна
Под непристойною личиной.
Повержен был социализм,
И пали базис и надстройка.
Навязан был капитализм.
Проект разрухи – перестройка.
И криминал полез во власть,
Своей натуры не скрывая.
Всё, что могла, хватала пасть,
В себя кидала, не глотая.
Урвали у СССР
Кусок, что был вкусней и слаще.
Олигархат, как браконьер,
забрал все то, что было наше.
Забыть? Но память сохранит
Всё то, что было в девяностых.
И боль в моей душе саднит,
И с этим жить совсем не просто…
А будет завтра или нет?
Увы, вопрос для всех открытый.
Никто не сможет дать ответ,
Завесой тайною прикрытый.
Когда настанет этот час,
И будет встреча с небесами,
Когда там выслушают нас,
В рай или в ад пошлют с грехами?
И неизвестно никому,
Твой срок ещё с открытой датой
Доступен Богу одному,
Но с перспективой жутковатой…
Глава 3. ПО ВОЛНАМ МОЕЙ ПАМЯТИ 1. ПЕРЕЛОМНЫЙ ГОД
Очерк
I. Размышления
В юности на любую несправедливость реагируешь очень остро, гораздо острее, чем в солидные годы. А самое главное, хочется мгновенного исправления ситуации и торжества попранной справедливости. Любая невозможность данного желания вызывает яростное, почти агрессивное ответное действие. А уж о мыслях, витавших в юности в головах на эту тему, и говорить не приходится.
Во время учёбы в старших классах школы и после её окончания я почти каждый вечер гуляла с мамой по переулку рядом с домом, утопавшему в зелени деревьев. Мы много разговаривали о разном. С мамой было очень интересно. Она работала на ответственной должности в МИДе, во время войны занималась вопросами ленд-лиза в ставке, почти ежедневно общалась с И.В. Сталиным, которого очень уважала и ценила до последних дней своей жизни, и так и не согласилась с огульными обвинениями в его адрес во всех страшных грехах после ХХ съезда КПСС, близко дружила с Вольфом Мессингом. Её суждения были чёткими, обдуманными, полностью сформированными. Она всегда, не перебивая, слушала меня, прежде чем что-либо сказать.