– А вот и Вера Петровна, – радушно улыбаясь, сделала жест рукой в мою сторону наш руководитель.

– Здравствуйте, – произнёс мужчина располагающей наружности голосом приятного тембра, но сам не представился. Вместо этого он спросил:

– Скажите: Неля Овчаренко в Вашем классе учится?

– Да, – ответила я, не понимая, что происходит.

– Расскажите, пожалуйста, о её семье.

Я взглянула на директора, она разрешительно кивнула головой, и я начала говорить.

При всей видимости внешнего благополучия, это была очень неблагополучная семья. Одна из трёх дочерей, средняя, училась в моём восьмом классе. Старшая год назад с грехом пополам закончила восьмилетку, на чём её образование и завершилось, попала в неблаговидную компанию, баловалась наркотиками и была головной болью участкового. Младшая училась в третьем классе, заботилась о ней Неля, больше было некому из-за тотальной занятости родителей. Отец работал в филармонии, был солистом цыганского хора, который состоял из таких же цыган славянской национальности, как и он сам. По восемь-девять месяцев он колесил по стране, выезжая на гастроли. Семью, соответственно, видел урывками. Это вполне устраивало маму-прокурора Софью Леонидовну Овчаренко. Она была занята работой, дочери её интересовали постольку-поскольку. Домой часто возвращалась ночью с разными мужчинами, к чему девочки привыкли. Когда её вызывали в школу, вела себя дерзко, вызывающе, обвиняла всех в наговорах на её благополучную старшую дочь, зачастую угрожала, чувствуя неуязвимость своего положения. Что касается Нели, девочка явно находилась на грани и легко могла скатиться в любую сторону. Она была внешне привлекательна и очень талантлива: писала хорошие стихи, замечательно пела. Но обстановка в семье помогла сформироваться в характере явному цинизму, недоверию к окружающим и отторжению любых поползновений к сближению с ней. Прослеживался уже и интерес к мужчинам старшего возраста. Я, видя в ней музыкальные способности, отвела её в музыкальную школу, находившуюся недалеко. Её приняли в класс фортепиано, и она теперь не только пела и писала стихи, но и начала писать музыку и сочинять песни. Но, оставаясь с ней наедине, я за её всегдашней улыбкой, соседствующей на лице с холодными глазами, постоянно чувствовала неискренность, отторжение и горестное одиночество. Все усилия помочь разбивались о среду, в которую она ежедневно возвращалась. Жалко было и малышку. Дети были однозначно брошены родителями.

Мужчина располагающей наружности молча выслушал меня и сказал:

– Вы, конечно же, знаете, что скоро состоятся первые многопартийные выборы кандидатов в народные депутаты. Прокурор Овчаренко выдвинула свою кандидатуру при поддержке весьма влиятельных людей. Помимо того, о чём Вы рассказали, есть и много других негативных нюансов её деятельности. Но притормозить её выдвижение мешают ряд обстоятельств, хотя мы делаем всё возможное.

Кто это «мы» мужчина располагающей наружности не уточнил.

– Я просил бы Вас прийти на выборы, пропуск Вы получите, и сказать с трибуны всё то, о чём я сейчас услышал. Ни больше ни меньше. У Вас будет на это ровно три минуты, как и у всех выступающих. Проверьте по хронометру и сократите, если будет нужно, ровно через три минуты микрофон выступающему будут отключать. Вы, безусловно, можете и отказаться, но, я думаю, Вы и сами понимаете, как важно то, о чём я Вас прошу.

Я ненадолго задумалась и прислушалась к своему внутреннему «я». Ничто в просьбе, произнесённой голосом приятного тембра, не противоречило моим внутренним нравственным принципам, и я согласилась.