– Жень, ты успокой его! – кричал он из кухни. – А то он сегодня уже со всеми переругался.

– С кем ты сегодня переругался, дорогой? – Женька отстранилась от Юрки, переводя дух, – никак не могли нацеловаться, больше месяца не виделись.

– А! Были всякие… – Юрка рассеянно улыбался, теперь ему всё до лампочки.

Потом пили вино, слушали Славку, тот под гитару перепел половину бардовского репертуара, чем несказанно порадовал Женьку. Она даже несколько раз принималась петь на голоса с ним. Потом Юрка сбегал ещё за вином. А потом вместе рванули Кимовскую «Губы окаянные». Славка выводил:

Женька не выдержала и кинулась Славку целовать.

А потом они ели вкуснейшее чахохбили. Потом сидели у Славки на балконе и курили. Женька ни с того ни с сего вдруг закурила в Самаре, и Юрка за это её ругательски ругал… «Да брошу я, брошу! – отмахивалась Женька. – Сейчас вернусь в Северный и брошу!» Потом Юрка подарил Женьке ручку из Москвы, которая оказалась у него с собой в сумке, а Женька обрадовалась ей, как дорогому подарку, хотя ручка та совсем обычная, ничего особенного, не с золотым пером. А потом вдруг наступила летняя самарская ночь, и Серовы провождали Женьку на такси до дома её родителей.

– Я взяла ключ у Ляльки… Ну, у той, которая из Вартовска, – говорила Женька младшему перед подъездом. – Выбирай время и звони.

И, не дождавшись ответа, чмокнула Юрку, убежала.

– Страшно мне за вас, дети мои… – грустно сказал Славка, когда Юрка вернулся в такси.

– Самому страшно, брат.

…Рассохшиеся стулья, древний, из цельного дерева, не из ДВП, стол, такого же возраста тяжёлый трельяж и скрипучий диван. Казалось, что квартира, под стать своей мебели, сама древняя и скрипучая, прибыла на машине времени из далёких послевоенных пятидесятых. К этому хрущёвскому антуражу совсем не было электричества, отключили за неуплату. Женька с Юркой очутились здесь через три дня после встречи у Славки.

– Это бабушки Ляли, – Женька обходила квартиру, выглядывала в окна, заглядывала на балкон. – Самой бабушки давно нет, а квартира в таком вот военном состоянии.

– А нам всё равно… – Юра осматривал ванную комнату и крутил ручки кранов. – Вода есть, унитаз работает.

– Лялька даже где-то бельё оставила.

– Добрейшей души человек твоя Лялька… Замечательнейший… Передавай ей большое человеческое спасибо!

– Сам как-нибудь поблагодаришь. Она тоже горела желанием познакомиться, но не смогла выбраться. – Женька подошла к Юрке сзади и обняла. – Мы прямо сейчас займёмся любовью или сходим в магазин за вином и едой? Мы тут до утра, любовь моя.

– Вино? Подождёт вино… – Юрка развернулся к Женьке. – И еда подождёт… Лучше покажи-ка мне, Рыжая Кошка, как снимается это платье? На нем есть замки, болты, шурупы, секретные коды?

Женька подняла руки:

– Просто через голову.

И Юрка снял.

– Ты дрянная девчонка! Ты… Ты опять голая!

И был у них вечер и ещё вся ночь.

Они любили друг друга, точно пили густое ароматное и терпкое вино. Не торопясь. Вдумчиво. Перемежая близость с походом в магазин, приготовлением пищи, питьём вина, купанием в Волге, которая оказалась совсем-совсем рядом. По квартире они ходили голышом, они бы и на улицу так ушли – на Самару упала июльская поволжская жара, – только высокий уровень социальной ответственности не позволил им шокировать публику. Уже в полночь, когда снова оправились на Волгу, – наконец презрев нормы, купались голыми, резвясь, как молодые дельфины. Кажется, кто-то смотрел на них с парапета, мерцая в ночи сигаретным огоньком, но им было абсолютно всё равно. Они бы и любовью занялись прямо там, они даже попробовали, но в воде оказалось неудобно, а на берегу жрали комары. И тогда, наспех одевшись, они умчались от любопытных курильщиков и адских кровососов, вернулись в квартиру, выпили вина и снова занялись любовью. Они давно перестали кончать, им давно уже это стало неважно…