И Маленький принц возвратился к Лису.
– Прощай… – сказал он.
– Прощай, – сказал Лис. – Вот мой секрет, он очень прост: зорко одно лишь сердце. Самого главного глазами не увидишь.
– Самого главного глазами не увидишь, – повторил Маленький принц, чтобы лучше запомнить.
– Твоя роза так дорога тебе потому, что ты отдавал ей всю душу.
– Потому что я отдавал ей всю душу… – повторил Маленький принц, чтобы лучше запомнить.
– Люди забыли эту истину, – сказал Лис, – но ты не забывай: ты навсегда в ответе за всех, кого приручил. Ты в ответе за твою розу.
– Я в ответе за мою розу… – повторил Маленький принц, чтобы лучше запомнить.
Свет погас… Чудо, сотканное на сцене, ещё секунду едва заметно фосфоресцировало, напоследок сверкнуло и растаяло…
И пришли аплодисменты. Сначала робкие, на цыпочках. Потом более уверенные. Они всё крепли, росли, и наконец на Женьку обрушился шквал.
«Женька, я люблю тебя! – Юрка с обожанием взирал на свою конкурсантку, молотя в ладони сильнее всех. – Любою тебя, мой Принц!» Он так впечатлился, даже уже собрался закричать «Браво!», но тут нечаянно поймал настороженный взгляд Сони. Соня сидела не двигаясь, не хлопая, а только внимательно наблюдая за Серовым.
– Ты чего так разошёлся, Юр?
– Хорошо же… – смутился Юрка. – Народ хлопает… Хорошо, Влад?
– Хорошо! – Влад, довольный, улыбался, во вступлении прозвучала отобранная им музыка.
– Хорошо, – кивнула Соня. – Но не настолько же.
– А насколько же?! – по-детски парировал Юрка. А про себя подумал: «Влип очкарик».
*Очкарик
Юрка – очкарик с детства.
В его семье все с нормальным зрением, а у него близорукость минус три.
Началось всё лет в десять. Мама переживала: это первая учительница испортила Юрке глаза. Та, конечно, могла. Отличаясь вздорным и стервозным характером, она безжалостно унижала и подавляла своих маленьких учеников. Таким способом она добивалась «замечательных» показателей, хорошистов у неё всегда водилось полный класс. Высокая успеваемость позволяла диктаторше в школьном сообществе заполучить статус успешного педагога, и каждые три года чуть не на конкурсной основе к ней на растерзание отправляли очередную порцию первоклашек. Если бы детишки могли рассказать… Если бы их стали слушать… Но тогда это было не принято.
Несмотря на беспрецедентный прессинг, Юрка у неё учился так себе… С двойки на тройку и совсем изредка на четвёрку, чем повергал маму в уныние. Двое старших – отличники, а Юрка – чуть не двоечник! И судя по той успеваемости, вряд ли зрение ему испортила первая учительница, разве только перманентным, неуправляемым стрессом. В старших классах Юрка с успеваемостью выправился, к седьмому и вовсе стал круглым отличником.
Сначала он носил очки только на уроках.
К пятнадцати годам, когда удалось раздобыть приличную оправу – тонкую металлическую квадратную, в Советском Союзе страшный дефицит, – стал носить постоянно. Очки эти вкупе с длинными волосами Юрке необычайно шли, и учительница иностранного (о-о-о, эти учительницы иностранного!), выделяя Юрку в классе своим вниманием, часто приговаривала: «У нас Юрий Серов как Джо Дассен!» Ох, как это льстило Юрке… Она явно симпатизировала ему, эта далеко уже не молодая, болезненная, но всё ещё стильная учительница английского, и, похоже, стала она предвестницей будущего особого расположения женского пола к Серову. Но Юрка тогда этого не замечал, он был влюблён в одноклассницу, девочку весьма симпатичную, но своенравную. По неопытности активных действий он не предпринимал, а всё ходил вокруг да около, вздыхал, размазывал сопли… А девочке нравились мальчики активные, спортивные, уверенные в себе, и уж точно не очкарики. Короче, не срослось у них.