После похорон поехали к Лоскутниковым помянуть. Татьяна, которая за последний месяц вымоталась до полного изнеможения, с пятидесяти грамм опьянела до слёз. Теперь сидела в коридоре на диване и тихо плакала. Юрка, год назад похоронивший отца, пристроившись рядом, выслушивал бесконечные обиды, недосказанности и покаяния перед тем, которого уже нет. Всё как всегда… Всегда так у человеков. Старые больные вызывают досадливую неприязнь, и лишь после их ухода все хватаются: «А я ему такое сказал… Нечаянно». Точно нечаянно?
– Саша-Саша, – Татьяна, опухшая от слёз, говорила в нос и часто сморкалась. – Я ду-у-у-мала он пижон… А он – человек, Саша! Он меня понима-а-ает… А ты совсем нет!
Юрка хлюпал вместе с Таней, потом не выдержал и ушёл в другую комнату, прихватив бутылку водки. И там вдруг взялся названивать Женьке. Говорил долго, рассказывал о похоронах, о Татьяниных терзаниях, слезах и обидах. При этом пил, не закусывая, и не заметил, как сам напился. Теперь он плакал, рассказывая Женьке про свои обиды, про свои недосказанности и желание покаяться перед отцом… Женька никого ещё из близких не хоронила, но сочувствие к Юрке заставило и её расплакаться под конец. А женская жалость штука опасная, из неё часто рождаются сильные чувства.
***
В конкурсный день Юрка с утра суетился и не находил себе места. Рано поднялся, развил бурную деятельность, приготовил завтрак, всех накормил, убрался в квартире, начистил ванну, туалет, сбегал в магазин, накупил продуктов… И взялся уговаривать Соню пойти в ДК.
– Юр, ну чего мы попрёмся? – Соня никак не могла взять в толк, зачем они туда пойдут. «Ленком», что ли, приехал? – Ты же терпеть не можешь всю эту самодеятельность. Сам всегда об этом говоришь.
– Ну, Со-о-о-оня, – канючил Юрка.
– Да ладно, мам… Пошли сходим. – Владу хотелось посмотреть, что получилось из того, что он подобрал для музыкальной темы, и он принял сторону отца.
– О Господи… Ну пошли, пошли… Вот же припекло вам! Сговорились, что ли?
Женька не ждала и не гадала, что придут Серовы. Поэтому, когда вышла на сцену, не стала искать Юрку, тем более её слепили юпитеры. Но лишь их выключили, оставив только один справа, Юрка сразу понял – она его видит! Отчётливо и ясно, и читает для него. Для него одного.
Вот тут-то и появился Лис…
– Здравствуй, – сказал он.
– Здравствуй, – вежливо ответил Маленький принц и оглянулся, но никого не увидел.
Женька стояла в круге света, в строгом чёрном брючном костюме, с золотистым шарфиком на шее, её рыжие волосы под юпитером стали цвета спелой пшеницы, точь-в-точь как волосы Маленького принца. Она и сама теперь стала словно Принц.
– Я здесь, – послышался голос. – Под яблоней…
– Кто ты? – спросил Маленький принц. – Какой ты красивый!
– Я – Лис, – сказал Лис.
– Поиграй со мной, – попросил Маленький принц. – Мне так грустно…
– Не могу я с тобой играть, – сказал Лис. – Я не приручен.
– Ах, извини, – сказал Маленький принц.
Но, подумав, спросил:
– А как это – приручить?
Женька стала Принцем. А Юрка? Её Лисом! Да-да-да! Что-то случилось с ними за дни подготовки, отчего история Лётчика вдруг срезонировала в их душах, как резонирует струна рояля, услышав родной звук. Что-то сокровенное, куда более сокровенное, чем все их интимные слова, общение в аське, посиделки нагишом, безумный секс… Что? Может, давешние общие слёзы?
– Это давно забытое понятие, – объяснил Лис. – Оно означает: создать узы.
– Узы?
– Вот именно, – сказал Лис. – Ты для меня пока всего лишь маленький мальчик, точно такой же, как сто тысяч других мальчиков. И ты мне не нужен. И я тебе тоже не нужен. Я для тебя всего только лисица, точно такая же, как сто тысяч других лисиц. Но если ты меня приручишь, мы станем нужны друг другу. Ты будешь для меня единственным в целом свете. И я буду для тебя один в целом свете…