– Божечки, – смеется Джад. – Сколько убедительных оправданий!

Отмечаю для себя, что он не спешит предлагать свою помощь в чтении черновиков. Впрочем, это и к лучшему. Я сама понимаю, что у меня получается плохо – пока еще плохо. Я крепко застряла с сюжетом. Женщина в моем романе однажды приходит домой с работы и застает мужа в постели с другой, и мне хочется, чтобы это была веселая история, даже духоподъемная, но она постоянно скатывается в уныние. Я дала этой женщине отличную работу и прекрасных друзей, даже оборудовала для нее замечательную современную кухню, но она все равно постоянно плачет. На последнем десятке страниц она только и делает, что жалуется своему психотерапевту, что она больше не верит в любовь.

У нас с ней столько общего, и все из-за измены одного человека. Поверьте, я знаю, откуда здесь ноги растут.

Джад бодро шагает вверх по ступенькам и наносит короткие, резкие удары по воздуху, словно участвует в воображаемом боксерском поединке.

Ладно, говорю я себе, что с того, что он никогда не прочтет мои черновики и не поймет, чего я пытаюсь добиться? Он будет подбадривать меня на свой лад. И что лучше всего: с ним безопасно. Я никогда не влюблюсь в него до безумия и не буду страдать из-за него. Никогда не напишу книгу о нем. Такого просто не будет. Мое сердце не разобьется.

Я касаюсь рукой его плеча, он оборачивается и улыбается.

Чем ближе мы к нужной двери, тем громче шум. Нам открывает Рассел. Он держит на руках истошно орущего младенца, а сам похож на статиста из фильма «Ночь живых мертвецов», только волосы идеально расчесаны и уложены гелем. Его фирменная прическа.

В квартире настоящий разгром, как в зоне бедствия, – это совсем не похоже на Сару. Конечно, до появления Рассела у нее дома тоже частенько бывал беспорядок, но это был радостный хаос в стиле «Секса в большом городе»: винные бокалы на журнальном столике, разбросанные повсюду номера «Космополитена», небрежно скинутые туфли на шпильках, лежащее на виду кружевное белье. И даже после того, как они с Расселом поженились, беспорядок в их доме тоже был стильным и приятным для глаз: их свитера и толстовки валялись на диване в гостиной почти в обнимку, словно сама их одежда состояла в счастливом браке.

Но такого, как сегодня, не было никогда. Перевернутые детские бутылочки. Пролитое молоко. Запах слез, бессонницы и лихорадочных мыслей: «Мы уже на пределе» и «Почему нас никто не предупредил?» Запах взаимных упреков и сожалений.

У меня слегка кружится голова.

В прихожей появляется Сара: у нее красные глаза, и она похожа на изголодавшегося вампира. Мне хочется ее утешить, сказать, что такова жизнь и со временем станет легче, но я боюсь, что она вытащит из-под кипы газет монтировку и забьет меня насмерть.

Я даже не успеваю полюбоваться малышкой. Только снимаю пальто, как Сара разражается слезами и тащит меня в спальню. Она говорит, что Рассел – самый никчемный человек на свете и что она совершила ужасную ошибку, когда вышла за него замуж. Он даже не знает, как включается стиральная машина. Он твердит, что ему нужно вдохновение. Пристает к ней с вопросом, когда у них вновь будет секс. Сара опускается на кровать.

– Почему вы не стали меня отговаривать, когда я выходила за него замуж? – всхлипывает она.

Я думаю, сейчас лучше не напоминать ей, что Рассел – музыкант и художник и она влюбилась в него до безумия. Так, что даже не заметила, что он не умеет нормально завязывать шнурки. Он неплохой парень, просто немного не разбирается в простых бытовых вопросах, за исключением видов геля для волос. Он не тот человек, который моментально повзрослеет и возьмется за ум лишь потому, что преуспел в такой мелочи, как произведение потомства.