Удалось отбежать вниз по проспекту Ворошиловскому, только там остановились, чтобы перевести дух.

– Че они творят! – Алексей пытался поймать дыхание, согнувшись и упершись руками в колени. – Они не видели, что здесь люди?

– Им насрать, – у Палыча тоже сбилось дыхание. – Если они бьют по жилым зданиям…

– Хочешь сказать, что на мою никчемную жизнь им наплевать?

– Ага, – майор гулко выдохнул, наконец, стабилизировав дыхание, отдышавшись. – Посмотри туда и все сам поймешь.

Палыч указал на дом, который подвергся обстрелу с воздуха. Многоэтажное высокое здание теперь напоминало свечу, не «свечку», а именно плавящуюся многометровую конструкцию из пластика, бетона и металла. Крыша и верхний этаж были слизаны, как будто кто-то невидимой рукой отвесил зданию смачную размашистую оплеуху. На месте крыши и этажа остался местами тлеющий, местами горящий, но самый настоящий огарок – стены внешней отделки были покрыты копотью. Окна разбились, стекла-осколки оплавились, прямо как воск. Тот самый плакат, который сообщал о присутствии в квартире малыша трех лет, вывешенный под окнами заботливыми родителями, теперь догорал, медленно тлея. Интересно видел ли его пилот, когда выпускал ракету. Но если там и был кто, то теперь ему не спастись. Ни малышу трех лет, ни его родителям. Будто бы в подтверждении, часть стены квартиры, на которой висел плакат, обвалилась, с грохотом рухнув на асфальт. Изнутри квартиры вырвался стол пламени. О взрыве газа в многоэтажке не могло идти речи, но очень похоже.

Никто не выжил. Никому внутри было не спастись.

– Ты хочешь услышать, что прав? К черту, – Алексей смачно сплюнул себе под ноги, выпрямился. – А ты знаешь, я почти поверил в бога, когда сидел.

– Ну, если бога нет, то я начинаю верить в дьявола.

Палыч видел, как один из плакатов с нанесенным красным баллончиком буквами «горите в аду», остался целехонек, разве что чудом избежав возгорания, но избежал же. Покрывало сорвалось и подхваченное воздухом улетело. Можно было предположить, что прямиком в ад, да только старые боевые товарищи уже находились в самом его пекле.

– Надо сваливать, – майор заставил себя отвести взгляд от «свечки». – Что-то мне подсказывает, что истребитель еще вернется и доведет начатое до конца.

– Куда? – Алексей всплеснул руками, оглядываясь.

– Внизу, у Пушкинской есть действующая военная часть. Если еще не все в этом мире сошли с ума, военные не станут сидеть сложа руки.

Хотя мысли о том, что тот самый истребитель был военной машиной, гложили. Выходит ТАМ знали о происходящем, прав был Леша. Знали и ничего не предпринимали? Вернее предпринимали, только вон как – громя жилые многоэтажки, где могли укрываться выжившие.

Дай бог, чтобы все это было не более, чем одним сплошным недоразумением. Мало ли как могли сложиться обстоятельства – военным требовалось время на то, чтобы среагировать, включиться в дело, ответить на творящееся здесь. Но ведь могло сложиться иначе…

– Идем, – согласился Алексей и чуть подумав добавил. – Как думаешь, почему он не разрушил дома сразу? И зачем ему вообще понадобилось стрелять туда?

– Сам пытаюсь понять. В голове пока одна чехарда, да и в ушах до сих пор звенит после взрыва, – Палыч прочистил пальцем ушную раковину.

– А ведь мог, я имею в виду покончить со всем разом.

– Мог… не знаю, ничего не скажу, но все ведь делается не просто так, Леш. Если так разобраться, то само по себе бредово стрелять в эти дома.

– Ты про то, что там нет инфицированных?

– Я так думал, хотя теперь уже ни в чем не уверен до конца.

Они двинулись по проспекту вниз. Можно было сколько угодно гадать, но если истребитель все же вернется, а сейчас просто зашел на круг, то так просто во второй раз им не скрыться. Тут уже не отделаешься испугом. Поэтому следовало уйти от центра подальше и как можно скорее. Как и хотел Палыч, следовало подойти к военной части, что локализовалась на Пушкинской. Этого будет достаточно, чтобы вместо вопросов поставить точки и наконец перечеркнуть троеточия. У пересечении вороша и пушкинской Алексей, шедший чуть впереди остановился и нерешительно переступил с ноги на ногу.