Палыч то и дело косился на старого боевого товарища, наблюдая за тем, как осунулось его лицо при виде пустых улиц. Интересно, а что стало с тюрьмой? Там кто-то выжил? Вряд ли беда обошла зону стороной.

Ростов действительно изменился до неузнаваемости. Теперь, обычно такой живой и колоритный, город затаил дыхание, словно в детской игре «морская фигура замри». И как стремительно все произошло. Было очевидно, что инфекция или что бы то ни было забралась внутрь, сожрала город, не подавившись, целиком и выкачала из него все соки за считанные часы. Отрицать теперь что ЭТО случилось было нельзя. Палыч ведь не мог отрицать, что у него четыре конечности, так и здесь – факт был на лицо, что не отвертеться. Но когда это произошло? На этот вопрос майор не смог ответить убедительно. События в Ростове могли с одинаковой долей вероятности развернуться совершенно в разных сценариях. Майор не мог отвергать ни один из них. Уже не мог. Так, беда могла прийти в южную столицу из злосчастного НИЦ, где все началось. У НИЦ были контакты с городом, и этот вариант казался предпочтительным и очевидным… сперва. Теперь, когда майор увидел Ростов собственными глазами, уверенность в том, что первая теория неоспорима, пропала. То, что произошло здесь, не могло случиться за несколько десятков часов. Время подчас тянется необычайно долго, но и оно не резиново и все события не уместишь в жалкий временной отрезок разом. Поэтому, теперь Палыч не исключал, что инфекцию могли завести в город одновременно с событиями в злосчастном НИЦ. А вполне быть может и того раньше… Вирус мог попасть в город из самого Ростова-на-Дону и отсюда завезен в НИЦ, в их лабораторию, а там уже по накатанной… Может потому и не было связи уже в тот момент, когда они встретились с Инной, Игорем и Сашей в ту ночь? Просто потому, что в Ростове к тому моменту некому было обслуживать вышки связи.

Можно было рассуждать сколько угодно, но факты… Факты вещь упрямая и они не долларовая купюра, чтобы всем нравятся. Они просто есть. Если идти против них, то нужно быть либо авантюристом, либо глупцом. Ни к тем, ни к другим Палыч себя не перечислял. Факты были на лицо, увы.

Чего стоили развешанные на домах плакаты.

«Спасите, богом молю».

«Помогите!!!».

Эти плакаты вешали на последних этажах, чтобы улучшить видимость с воздуха. Надписи делали коряво, но крупным шрифтом на простынях, пододеяльниках. Надписи наносили кто чем горазд и кто чем запася, но чаще всего в ход шла краска разных цветов.

– Здесь люди, – прочитал Алексей надпись, расположенную на одном из домов.

Этот плакат был сделан из пододеяльника, который вовсе разорвали, чтобы получить большую площадь для нанесения надписи. Кто-то в дополнении к плакатам прикреплял к окнам склеенные листы бумаги и уже на них писал:

«Я тут»

«Моему ребенку 3 года»

Где-то добавляли число, чтобы показать – выжившие еще борются за жизнь. Вот только везде стоял вчерашний день… Борющиеся за жизнь люди наверняка обновляли информацию и если предположить, что это так, то борьба кончилась двадцать четыре часа назад.

Были здесь и те, кто утратил надежду, судя по встречающимся надписям с куда более кардинальным содержанием – «будьте прокляты», «горите в аду», «е…л в рот власть». Другое дело, что ни первых, жаждущих спасения, ни вторых, сыплющих угрозы и проклятия, сейчас как будто бы не было. Исчезли все.

– Юр, похоже, что это не сегодня началось, – задумчиво протянул Алексей. – Я ничего не понимаю, как так то?

– Ты про даты?

– И про даты, а посмотри туда.

На дороге, прямо на пересечении проспекта Ворошиловского и улицы Большой Садовой, прямо на перекрестке была выложена необычная конструкция. Если говорить еще точнее, пепелище из десятков, даже сотен покрышек автомобилей, которые чей-то заботливой рукой подожгли некоторое время назад. Понадобилось время, чтобы смекнуть – из покрышек выложены огромные буквы SOS.