—  Пользуюсь, так сказать, завидным положением, —  не сдержалась и усмехнулась. Рома это принял за хороший знак, поднялся на ноги, поправил брюки. Натянулись рукава его пиджака, и мельком показались синие наколки. Рома сидел, он у нас из бывших бандитов, нынешних удачных бизнесменов.

—  Завтра в восемь утра заеду за тобой, —  сказал он на прощание и покинул мою обитель. И я вылезла на свободу, почувствовав, что кризис миновал, и меня отпустила депрессия.

12

Началась учёба, началась работа. И наконец-то я созрела, чтобы прийти с повинной и во всём покаяться перед подругой. Мы встретились с Бехтеревой в кофейне недалеко от университета в местах для курящих, потому что я сильно нервничала, и подруга почему-то тоже, что случалось с ней крайне редко. Мы расцеловались, скинули куртки на вешалку и, заказав по тортику и кофе, мирно любовались друг другом, взявшись за руки. Давно не виделись, я страшно соскучилась.

Бехтерева Винетта из тех детей, что стояли часами коленями на горохе. Матушка её закрывала в тёмном туалете, по полдня держала голодной у стола с вкусно пахнущей едой. Первой прекратила это воспитание бабушка, заметив, что ребёнок может долго не двигаться. Отец с матерью развёлся, девочке поправили здоровье, она с отличием окончила гимназию и поступила в университет. Но такое безобразие оставило след на её психике.  На первое сентября она встала рядом со мной, такой же лохматой и забитой, как она сама. В таком виде нас и встретил Ситцев, решив, что мы подружки и давно знаем друг друга. За час полного молчания мы с Винеттой поняли, что действительно подруги, взялись за руки и за четыре года ни разу не поссорились.

Ситцеву все завидуют. Кроме меня с ведьмовским обаянием, у него Винька, а это четвёртый размер груди и талия пятьдесят восемь сантиметров, несмотря на лишний вес.

Бехтерева черноглазая и смуглая. Её часто обзывают цыганкой или совой.

—  Погоди, —  она выставила передо мной пустые ладони,  демонстративно закрыла глаза, а потом распахнула, как потомственная гадалка «ай-на-не». —  У него есть руки?

—  Да.

—  Ну, —  протянула она, —  не называй его волком. Он же в одежде ходит.

— Нет, —  блин, я пыталась донести до Винетты своё горе, но не получалось. —   Без одежды он ходит.

Лицо подруги медленно вытягивалось. Если б было лето, она бы сообразила насчёт нудистов, но с нудистами в минус тридцать в наших краях тяжко.

­—  И документов нет? —  крякнула Бехтерева, состряпав такую физиономию, полную оторопелого отвращения, что я вслух не ответила, отрицательно, мотнула головой.

—  Так он вообще дикий?

—  Он загрыз пять псов волкодавов и сильно укусил папиного работника…

Я заткнулась, когда Виня уложила пять пальцев на своё лицо и медленно опускала их вниз, оттягивая веки, щёки и узкие губы.

—  Бля-я, Дина, писец какой-то

—  Волк, —  грустно вздохнула я.

—  Помнишь, нам говорили, что до добра наши извращения не доведут. Похоже, началось. С тебя.

—  Послушай… насколько хорошо с моей стороны было его бросить? Я дала ему три зелёных свистка, а теперь притворяюсь шлангом.

—  Его бросить?! Ты нас решила бросить!

—  Нет, —  я опустила голову, —  точнее, Винь, я не знаю, как так получилось.

—  Я по этому поводу и встречаюсь с тобой. На учёбе что-то совсем времени нет. —  Она закурила и уставилась на меня своими беспросветными глазищами, —  Мы с Алексом женимся.

Почему я думала, что этого никогда не произойдёт? Почему я думала, что спокойно переживу наше расставание, если такое будет. Ведь Ситцев собирался в Лондон уезжать, оказываетс,я не один и не со мной. Не то чтобы я его прямо любила, но он настолько надёжен, что поставь всех мужиков в ряд, я выбрала бы его одного.