Глеб молчал. Ему было неловко: он отвык погружаться в чужие проблемы и одновременно стыдился, что ничего не знал.

– Я чувствую таким виноватым перед ней. Я не справляюсь, не понимаю ничего, и только еще больше порчу ей жизнь. Но если бы она хоть раз мне улыбнулась!

В снова опустевший стакан капнула одинокая слезинка. Глеб никогда не видел, чтобы Арсен плакал. Он не знал, чем его поддержать. Нужно было хоть что-то сказать.

– Зато у тебя есть бар. Твои снимки.

Арсен дернулся.

– Да, вот, пожалуйста, вон говно на стене! На целую выставку собрала шедевров.

– Так это ее работы?

Арсен грустно улыбнулся.

– Я отдал почти всю свою технику ей – лишь бы чем-то толковым занималась. Она пару раз в неделю выходит на охоту. – Арсен махнул рукой в сторону экскрементов. – Говорит, что видит мир лучше других, и просто выкладывает самую суть без фотошопа.

– Интересный взгляд.

Арсен вздохнул, но уже чуть повеселее.

– Она как взрывчатка. Близко не подойти, и не замечать нельзя. Просто нужно ждать и молиться, чтобы эта энергия нашла мирное русло.

Глеб не мог оторвать взгляд от фотосета Шизуки. Решение созрело быстро: и Арсену будет приятно, и он свои вопросы решит.

– Слушай, так а может быть, пусть она будет тем самым отморозком? Пусть проведет мне эту фотосессию с бешеными дамочками?

– Не ввязывайся в этот геморрой. Она им нахамит, потеряешь клиентов.

– Да я не против бы эту Милану и потерять, честно говоря.

Арсен задумался. Горестные думы, казалось, покидали его.

– Я поговорю с ней. Может, и правда из этого что-то получится.

Они немного помолчали, и Арсен сказал:

– Спасибо, друг.

3

Точно в назначенное время она завалилась к нему в студию, в его сверкающее чистотой царство, в огромных пыльных ботинках с таким протектором, что там, кажется, мог поместиться тоннель метро. Джинсы на ней были те же, что и на вечеринке, только теперь из дыр в джинсах отчетливо проглядывали желтоватые капроновые колготки. Ее прическа явно не знавала душа со времен их последней встречи. Хотелось выдать ей ворох бахил и упаковать в пищевую пленку. Розовый локон и лампочки по пути куда-то пропали – и на том спасибо.

– Это Испания? Классная обработка, – сказала она тоном знатока. Из ее рта появился зеленый пузырь, который тут же громко хлопнул и накрыл ей пол-лица. Шизука начала отдирать его руками, а остатки резинки на щеках удалила, превратив их в катыши усиленным трением.

Пока жвачка осыпалась на ковролин, Шиза изучала кадры его фоторепортажа, который он когда-то привез из жаркого отпуска в Мадриде. Снимки были отпечатаны на холстах, а перед этим он потрудился над ними в фоторедакторе – добавил свет и тень, усилил цвета и контраст. Вроде ничего особенного, но теперь язык не поворачивался назвать их просто фотографиями – это были картины, и каждая из них несла в себе теплые эмоции.

Он кивнул.

– Ваще ничего так студия, – сказала гостья.

– Не думал, что тебе понравится.

В ответ на иронию Шиза тут же задрала подбородок. Но из-за этого в поле ее зрения попали фермы для затемняющих штор и лампы рядом с ними. Она сорвалась с места и потопала своими ботинками к сцене для съемок. Глеб вскочил с дивана, хрустнув коленом, и похромал за ней.

– Просто вау, – Шизука обернулась к нему с сияющими глазами, дергая за спусковой механизм. – Это же мечта!

Затем она бросила все и побежала к панорамному окну – смотреть вниз. Присвистнула.

– Очень красиво! – сказала она гнусавым голосом, уткнувшись носом в стекло.

– Спасибо. – Он постарался произнести как можно суше, хоть и был польщен. Эта пигалица должна сделать свое дело и свалить отсюда как можно быстрее. Пора уже начать разговор по существу.