Напротив двери комнатки Валентины Ивановны была дверь в зал, где устраивали иногда вечерами танцы или крутили кино, когда приезжала кинопередвижка. Вход был платный, но он был внизу на первом этаже, а все, кто проживал в комнатках рядом, ходили куда хотели. Игорьку не нравилось, когда были танцы. Шум, музыка, табачный дым не давали спать почти до утра. Но зато, когда приезжало кино, было очень здорово.

Электричества в селе не было, поэтому для показа кино привозили на лошади маленький движок, который громко тарахтел, и его ставили на улице внизу. Игорек с огромным любопытством наблюдал за всеми приготовлениями. До чего же интересно было смотреть, когда, пока натягивали простыню-экран, киномеханик для пробы начинал показ кино на спине своего помощника на белой рубашке, когда заряжал аппарат, когда менял бобины или перематывал кинопленку. Кино на спине – на маленьком-маленьком экранчике движутся люди, разговаривают. Это же чудо!

Игорек мог смотреть хоть все сеансы – кино ведь было за соседней дверью. Запомнились только названия фильмов “Профессор Мамлок” и, кажется, “Нашествие”, другие названия стерлись из памяти.

Еще в Закобякине была большая церковь, очень красивая, особенно внутри, а вокруг церкви – старинное кладбище. Село было купеческое, богатое, и на кладбище было много склепов. Все кладбище было в тени старинных больших деревьев. Игорьку с другими детьми нравилось бывать там. Они тихо молча бродили среди могил и заглядывали в склепы через отверстие сверху в виде окна. Там на возвышении (на столе) стоял гроб (видимо цинковый). Было страшно. На густой кладбищенской траве кругом было нечто похожее на слюни. Игорек тогда еще не знал, что это дело каких-то улиток или гусениц, и верил общему детскому мнению о том, что это мертвецы встают по ночам и плюются, рассерженные тем, что их тревожат. На деревьях там было очень много грачиных гнезд. В дальнейшей жизни Игорька через много лет, как только он увидит стаю грачей или услышит их крики, или при взгляде на картину “Грачи прилетели”, так перед глазами встает, как живое, это кладбище, эта красивая церковь, этот беспрерывный гомон, прилетевших весной грачей, а в голове появляются мысли совсем не радужные. Нет, не ностальгия. Современному человеку трудно это представить, но не один склеп на том старинном кладбище не был потревожен, хотя очевидно, что похоронены там люди не бедные. До середины прошлого века не нашлось бы никого, кому пришла бы в голову мысль осквернить могилы. А и пришла бы – не решился бы никто. У людей были страх и совесть.

Люди тогда были другие.

В этой красивой церкви Игорька крестили. Ближе к концу пребывания Валентины Ивановны в Закобякине к ней приезжала старшая сестра Мария (тетка Маня) из-под Вологды, куда она была эвакуирована из Смоленска со стадами коров, будучи зоотехником по профессии. Вот, посовещавшись, две сестры и решили окрестить Игорька.

Непродолжительное время Игорек с матерью жили на квартире у хозяйки в деревенском деревянном доме, где пышно росла герань на окнах и маленькие ядовито красные стручки перца, которые с улицы видны были издалека, как маленькие огонечки. В доме были полати. Это такие дощатые широкие полки вдоль стен, высоко, на уровне русской печки, устроенные для того, чтобы люди на них спали, так как на печке не всегда всем хватало места. Но Игорек с матерью на полатях не спали из страха упасть. Хозяйка любила пить чай, как и все живущие в этих краях, прозванные за эту любовь к чаепитию “водохлебами”. Пили тогда чай с сушеной свеклой, так как сахар в войну был редкостью и стоил очень дорого. Эта свекла выглядела как изюм и не была такой сладкой, как сахар. Сахар можно было купить на расположенном невдалеке базаре. Он продавался головками целиком или в расколотом виде. На этом базаре были и другие чудеса: мясо, яйца, сыр и прочие вещи, на которые можно было смотреть сколько захочется. Сыр и яйца Игорьку попробовать пришлось. Валентина Ивановна делала по вечерам из картона марионетки из специально заготовленных картинок из детской книжки типа “сделай сам”. Ручки и ножки такой куклы крепились ниточками так, что если дергать за ниточку, то кукла “пускалась в пляс”. Одну такую куклу можно было обменять на одно яйцо. Особенно пользовался спросом у крестьян старик из “золотой рыбки”, в лаптях и с бородой. А сыр, самый настоящий ярославский сыр, Игорек пробовал, когда детдом водили на экскурсию на сыроваренный завод, расположенный рядом с селом, по специальному разрешению, где дали попробовать каждому “ребенку из Ленинграда” по кусочку.