* * *

После денежной реформы 1947 года жизнь изменилась к лучшему. Мало того, что отменились продовольственные карточки, так еще и в магазинах появилось все, чего раньше никогда не было. Кроме того, Валентине Ивановне с реформой очень повезло. Незадолго до того она съездила в Ленинград и выхлопотала там часть пенсии, не полученную за годы войны с момента гибели отца Игорька до времени возвращения из эвакуации. Сумма за это время набежала для нее немалая. Реформой предполагался обмен наличных старых денег у населения на новые в пропорции “ десять к одному”, но при этом, лежащие в банке деньги по номиналу не заменялись. И оказалось, что фактически на те деньги, которые Валентина Ивановна не успела взять из банка до реформы, после реформы она могла накупить всего в десять раз больше. Она сняла маленький домик, так как ожидалось прибавление в семье, а жить с маленьким ребенком в той несуразной комнате, где дверь выходила почти прямо на улицу, было невозможно. Ради малыша она также приобрела впоследствии еще и живность: козу и двух кур.

Реформа круто изменила жизнь. Всем казалось, что все подешевело, хотя это было не так. Коробок спичек, который стоил рубль, стал стоить 20 копеек, что казалось очень дешево. Мальчишки бросились покупать спички, конечно, для баловства. Тогда стало модным делать пугачи. Бралась трубочка и толстый стержень (большой гвоздь, например). Они сгибались букой “г”, затем гвоздь вставлялся в трубочку, в которую предварительно крошилась сера от спичечных головок. На загнутые концы гвоздя и трубочки натягивалась крепкая резинка. Гвоздь оттягивался и удерживался резинкой за счет перекоса. Если потом нажимать резинку, то гвоздь соскакивал в трубочку и ударял накрошенную серу, производя выстрел. Среди мальчишек считалось неприличным не иметь такое устройство. Спички использовались и другими способами, например, просто поджигались целым коробком, чтобы бросаться друг в друга. Все ребята ходили всегда с набитыми спичками карманами.

* * *

Однажды с Игорьком случилась неприятная история из-за этих спичек. Прямо в классе с утра возникла спичечная баталия: мальчишки поджигали коробки и бросались ими друг в друга, а девчонки визжали и прятались под парты. В классе стоял оглушительный шум и мгла от дыма. И когда вошла учительница, горящий коробок попал ей прямо в лоб. Все мгновенно утихли и сели. Кроме Игорька. Он коробками не бросался и, не чувствуя от этого вины, стоял из всех один и смеялся. Учительница поняла это по-своему и, рассвирепевшая, повела Игорька в учительскую в соседний дом. Там он, обиженный на несправедливость, повел себя, скажем, не совсем правильно, чем очень разозлил всех учителей. Его тут же отправили за матерью, для верности и неотвратимости наказания отобрав у него шапку, обещав вернуть ее только в руки матери.

Ситуация была тупиковая, если учесть то, что только недавно перед этим он за какую-то провинность был крепко наказан. За матерью идти не хотелось совсем. Игорек покрутился возле железнодорожной насыпи. Долго размышлял над своей несчастной судьбой и, наконец, надумал идти, куда глаза глядят, а точнее – в Ленинград. Он долго шел, размышляя: “Куда ему податься?”. В Ленинграде он знал только доброго Григория Николаевича, но не знал, как его найти в огромном городе. Потом пришла мысль: поехать в Вологду к тетке Мане или в Смоленск к деду. Так ни к какому решению Игорек не пришел, когда вдалеке уже показался семафор – это ближайшая станция. Впереди показались какие-то люди. По виду – цыгане. Игорек в раздумье сбавил шаг – не хотелось встречаться с цыганами: “Что там у них на уме?”. Он развернулся и пошел обратно. Оглянулся, и ему показалось, что цыгане прибавили шаг, и он побежал. Обернувшись на бегу, Игорек увидел, что цыгане тоже бегут. Вот тут уж он пустился, что было сил, и так бежал, уже не оборачиваясь, до самого Елизаветина.