Пришла пора идти в школу и снова в первый класс. Сначала Игорек ходил в школу, расквартированную по небольшим деревенским домам, разбросанным по всему поселку. В памяти от той школы остался только один запах – приятный запах новой желтой деревянной ручки с пером номер 86, запах пенала, резинки и тетрадок в клеточку и “косую” линейку. Все это хозяйство Игорек носил в полевой армейской сумке, которой он очень гордился, хотя и была она кирзовой, а не кожаной, и которая прослужила ему почти до окончания школы.

В середине зимы на детдом обрушилась эпидемия – стригущий лишай. Не миновала эта напасть и некоторых детей сотрудников детдома, в том числе и Игорька. На весь детский дом наложили карантин, и все дети работников стали учиться вместе с детдомовцами на месте. Валентина Ивановна повезла Игорька на излечение в Ленинград. Там в какой-то больнице его положили на стол, над которым горели огромные яркие лампы, накрыли глаза и велели не шевелиться. Когда он кашлянул, что-то вверху затрещало, но ничего страшного не случилось и терпеть пришлось совсем не долго. Доктора сказали Валентине Ивановне, что делать дальше. И все на этом кончилось – они, к радости Игорька, поехали домой.

Еще в больнице Игорьку завязали тесемки его зимней шапки намертво и велели не развязывать ни днем, ни ночью. Так он и ходил, не снимая шапки, месяца два, а может и три (в памяти не осталось). Наконец пришло время снимать шапку. Старательная Валентина Ивановна все делала в точности, как сказали доктора. Сняли шапку и сразу в огонь в печку. Все волосы Игорька остались в шапке, а голова оказалась гладкой, как яйцо. Только тоненькие волоски остались на шее, которые надо было выдергивать пинцетом. Каждый день Валентина Ивановна мучила сына этой процедурой. Один волосок выдернуть совсем не больно, но когда их много, то кажется, что каждый волосок дергается с одного и того же места, и в конце концов процедура становится невыносимой, а на глазах выступают слезы. И обидно было то, что, как узнала Валентина Ивановна позже, не обязательно вовсе было нужно выдергивать все полностью. Мать очень беспокоила плешивая голова сына: “А вдруг не вырастут?”. В Толмачеве никто не мог ей на это ответить, пришлось специально ехать в Ленинград. А там врачи ее не обрадовали: “Скорее всего, через год вырастут, но может быть и нет”. И Валентина Ивановна приехала в слезах.

И опять дорога. На этот раз в Елизаветино, что находится между Гатчиной и Волосовым. Валентину Ивановну с Игорьком и с дядей Колей поселили в поселке в большом добротном деревянном доме, похоже, оставшимся от финнов, которых тогда в Елизаветине жило много. После войны они стали враждебно относиться, особенно к приезжающим русским, получая в ответ такое же отношение. Почти каждый день на станции у чайной возникали шумные драки между каким-нибудь пьяным русским и каким-нибудь пьяным финном. Часто происходили стычки из-за колодцев, которых там было мало – здешняя вода залегала очень глубоко. Хозяева пускали посторонних к своим колодцам за плату. В основном хозяевами колодцев были финны, пускавшие не каждого и за плату к колодцу и просящие за свою воду дороже других. Кроме того, ходили слухи, что, продавая картофель, который негде больше было брать, они чем-то его обливали (или посыпали), так что от него болели животы, или он быстро загнивал. Но как бы там ни было, финны постепенно покидали обжитые места, оставляя свои дома.

Однажды, неожиданно, среди ночи, когда все уже спали, в их большую, какую-то неуютную, несуразную комнату ворвалась с громким криком женщина. Это была фронтовая жена дяди Коли, очень боевая казачка из-под Ростова, с ней была еще маленькая девочка. Казачка прямо от порога с ходу налетела на Валентину Ивановну и вцепилась в волосы. Дядя Коля с трудом оттащил ее, опасаясь за Валентину Ивановну, которая была тогда в положении. Вся эта драка сопровождалась криком, визгом и такими словами, и крепкими оскорбительными выражениями, которых Игорек никогда и не слышал. Валентина Ивановна, не знавшая о существовании жены у дяди Коли, оскорбленная таким его коварством, не стала за него “цепляться”, несмотря на то, что ждала ребенка. И слабохарактерного дядю Колю, склонявшегося скорее к тому, чтобы остаться, боевая жена буквально за шиворот увезла. Игорек был этим доволен.