В пору раскулачивания многие “чуждые элементы”: кулаки, просто не бедные крестьяне, противники коллективизации и прочие недовольные, которые не видели своей жизни на селе, подались в города. Так сделал и дед Игорька Иван, перебравшись в Ленинград.

Пока Игорек кормился грудью, Валентина Ивановна жила в родном селе у родственников. Об этом времени она вспоминала с теплотой, рассказывая не раз впоследствии сыну о том, как полоскала пеленки в Вазузе, а маленькие серебристые рыбки ловили какашки Игорька, и что погода в том году была постоянно солнечной. А еще, смеясь, говорила ему не раз, что он вскормлен еврейским молоком. А дело все в том, что за рекой был в те времена еврейский колхоз. Да, да в те времена было и такое. И многие покупали то ”еврейское” молоко в том колхозе.

Игорек подрастал, и пора уже было думать о дальнейшем, и в первую очередь решать вопрос с работой. В Ленинграде Валентина Ивановна училась в ФЗУ (кажется, так это называлось тогда) на токаря и работала по окончании учебы на заводе “Марти”. Но вопрос о возвращении туда с маленьким ребенком отпадал. До переезда в Ленинград она работала, начиная еще со школы, с детьми в роли пионервожатой. Вот это подошло бы. И вот с тех пор мать Игорька всю свою жизнь проработала воспитателем в детских домах, детских садах и яслях.

Сергей Васильевич, отец Игорька, был кадровым военным, после срочной службы оставшийся в армии на сверхсрочную. Поступил в военное училище, будучи уже в офицерском звании. В первые дни войны училище бросили на фронт. Отца Игорек не помнил. В училище было казарменное положение, и семью ему удавалось навещать редко. Последнее письмо от отца пришло в августе 1941 года. Он погиб, а точнее пропал без вести (тогда вести учет убитых не всегда было возможно).

Перед войной Игорек со своим дедом Иваном, тетей Шурой, сестрой матери, ее мужем дядей Андреем и, наконец, с матерью жил в Ленинграде на Маклина в коммунальной квартире. Валентина Ивановна в последнее время работала далеко в Стрельне в детском доме номер пять воспитателем. Игорек большее время находился дома под присмотром деда или тети Шуры. У тетушки с дядей своих детей не было, и они все, включая деда, очень любили малыша и баловали его без меры.

В памяти о том времени у Игорька остались события, как расплывчатые картинки, особо важные чем-то только для него одного.

Самым, пожалуй, ранним из воспоминаний был случай: он находился у кого-то на руках; этот кто-то не мать, скорее тетя Шура; и этот кто-то, видимо в шутку, пугая остальных, наклонял его над огромной бездной, где была вода, много воды. И все это сопровождалось громкими возгласами и смехом. Вероятнее всего, все это происходило на каком-то мосту. А вода уходила туда далеко подо все то, на чем все стояли. И Игорек очень сильно удивился: все ходят везде по твердому, а, оказывается, там ниже, под этим всем твердым, на чем все стоят, везде, везде вода, а он и не знал. Эта “новость” так на него подействовала, что случай врезался в память на всю жизнь. Другой случай: Игорек сидит на длинной, длинной и широкой деревянной скамье; мать, сидя рядом, что-то на него надевает; а, напротив, через проход, на высоком сплошном столе высоко-высоко светятся ярко-ярко красным светом две красивые-красивые блестящие трубы. Игорек завороженно, открыв рот, долго смотрит на них. Душно, жарко, хочется пить, так хочется. Конечно же – это было в бане, где на стойке от падающего сзади освещения светились колбы с сиропом для газированной воды.

Еще один случай навсегда остался в памяти: Игорек сидит на чем-то (возможно небольшой диванчик), что стоит, если войти в комнату, сразу справа; к диванчику вплотную придвинут стол, а на нем стакан с молоком; он пьет, стоя коленями на диванчике, молоко, а на дне почти опорожненного стакана находит уже подтаявшую шоколадную конфету. Это выводит его из себя – опять его обманывают. Игорек с шумным возмущением, достав пальцами конфету, шлепает ее об пол. Дело в том, что тетя Шура работала на фабрике Крупской и частенько приносила конфеты для племянника (для кого же еще?). Но племянник конфеты не любил, а его любыми способами и хитростями старались ими накормить (из великой любви к чаду). В общем, говоря современным языком, чадо этими конфетами достали. А Игорек любил не конфеты, а молоко и яйца, наверное, потому, что он около года прожил перед этим в деревне у деда по отцу Василя, и привык там к деревенской пище, не признавая никакой другой.